Присланы ко мне под надзор с десяток поляков по мятежу 1830 года: два доктора, один очень хорошо учился, он и теперь живет недалеко от меня, фамилия его Станкевич; присылает ко мне поклоны, но сам не едет, может быть, и я не поехал бы на его месте. Поляки были очень смирны, был и ксендз. Было бы что и рассказать о них, но когда нибудь после.
[Да вот забыл рассказать о дуэли. Сидим мы вечером у Бестужевых. Губернатор Загряжский говорит: "Я расскажу вам одну мою глупость". Я сидел довольно далеко и шутя сказал: "Только одну?" Поутру просит меня Загряжский к себе. Прихожу, Загряжский принимает эффектную позу и говорит: "Вы вчера меня оскорбили". -- "Чем?" -- "Сказали, что я могу не одну глупость рассказать". -- "Разве это неправда, разве мало вы рассказываете мне своих глупостей?" -- "Я не позволю оскорблять себя". -- "Очень жалею, если вы приняли шутку за оскорбление". -- "Я прошу удовлетворения". -- "Что это значит?" -- "Я вызываю вас на дуэль!" -- "Вот видите ли, я моряк, а как существует флот, дуэли ни одной не было, мы презирали этот способ удовлетворения, но по вашему гвардейскому кодексу вызываемый избирает оружие, я изберу шпагу, потому что я первый боец". Губернатор и жандарм на дуэли -- это потеха для публики и огорчение государю; то лучше выйти в отставку и драться. Тут же был и граф Толстой.
Кто удостоился прочесть о характере Загряжского, тот, конечно, видит, что эт[о] была старинная гвардейская замашка Загряжского, серьезного и быть не могло, но я спросил, чего ему хочется? Загряжский желал, чтобы я извинился. "Жалею, что я сделал вам ненамеренную неприятность. Может быть, еще чего нибудь хотите?" -- "Доволен". Тем и кончилась затея Загряжского. После несколько раз я шутил над ним, припоминая глупую его шутку.]
Приехал новый губернатор, Иван Петрович Хомутов. Он приехал шумно, весело; ко всем визиты, к нему все -- противоположность Жиркевичу.
Хомутов хорошей наружности, лет под 50, высок, плешив, с большим носом -- весьма представительная личность, любезен, веселонравен, любит общество.
Жена его -- маленькая горбунья, но зато урожденная Озерова -- это нужно заметить. Детей у них не было.
Хомутов был полковником в известном елисаветинском деле -- Паскевич доносил о позиции, но, говоря о левом фланге, писал, что "он слаб, но там у меня храбрый полковник Хомутов и я спокоен". Хомутов хранит рескрипт: "Храброму полковнику Хомутову с товарищами" и проч. Хомутов известен был в армии тем, что ни разу не поклонился ядру. И это нужно заметить!
С губернатором Хомутовым, кажется, в две минуты я стал другом -- прелюбезный человек. Перед приездом Хомутова в Симбирске образовалась шайка воров, сначала мелочных, а потом смелых до дерзости. Я шел с Хомутовым в первые дни его губернаторства вечером и рассказывал ему о деятельности воров; он сказал громко и самонадеянно: "Я всех их уничтожу". Я предупредил, что неравно кто нибудь лежит за забором и сделают что нибудь в насмешку ему. Поутру получаю от него записку: "Пожалуйста, не рассказывайте, подлецы украли из прихожей мою шубу; если можно, помогите найти". Шуба еще до света была разрезана на несколько частей и вывезена в разные заставы.
Воры дошли до крайней дерзости: недалеко от моей квартиры забрались купцу в дом и, когда тот хотел вылезть в окно, его в окне придержали за руки внутри, а с улицы за ноги и хорошо высекли розгами. Губернатор сознавал бессилие своих средств. Я советовал ему написать ко мне письмо с изложением, что средств городской полиции недостаточно для уничтожения дерзкой шайки воров в городе, а потому и просит моего содействия. Я просил его отдать полицию в мое распоряжение. Лучшая тайная моя полиция в городе были кантонисты, с которыми я сносился через моих писарей.
[193] Елисаветинское дело -- сражение в ходе русско иранской войны 1826--1828 гг., состоявшееся 13--14 сентября 1826 г. и завершившееся разгромом иранской армии. За это сражение Паскевич был награжден золотою саблей с бриллиантами и надписью "За поражение персиян под Елисаветполем".
Свободное копирование
