Покончив с одним князем, я посетил князя Дадьяна. Выходит ко мне князь, с плотно обстриженной головой, воротнички a l'enfant, как Байрон на портрете, с трубкой, и цедит сквозь зубы -- англичанин да и только!
-- Чему я обязан, что вы пожаловали ко мне?
-- Князь, прежде всего здравствуйте и позвольте сесть; мне нужно переговорить с вами.
Обстановка слишком проста: во всю комнату простой крашеный стол, около такая же голая скамейка, точно в бедной школе; на скамейке мы и уселись.
-- Вы, князь, огорчены и очень раздражены из за глупой лжи, дошедшей до вас.
Князь как то засопел, сжал чубук так, что у него хрустнули пальцы; странно сопевши, придвигался ко мне. Молчит; не может или не решается сказать слово. Я спокойно посоветовал не придвигаться так близко, а то нам неудобно говорить. Азия немного утихла, и князь сквозь черные зубы процедил:
-- Желал бы я знать, какое вы имеете право мешаться в чужие дела?
Я рассмеялся и сказал:
-- Жандармы для того и учреждены, чтобы мешаться в чужие дела. Вы сердитесь, князь, а, узнав мои намерения, вы не отвергнете моего участия.
-- Я не имею нужды ни в чьем участии!
-- Дело в том, что я имею необходимость принять участие в вашем деле.
-- Позвольте узнать, какая вам необходимость соваться в мои дела?
-- Вы, князь, намерены разбить рожу Загряжского публично?
-- Ну, что же вам за дело?
-- До рожи Загряжского мне совершенно нет дела, но подлая рожа Загряжского принадлежит губернатору, вот это и переменяет вид дела. Моя обязанность устранить всякое публичное оскорбление власти, поставленной государем; я пришел доложить вам: пока Загряжский [является] губернатором, вы не можете выполнить своего намерения.
-- Кто может остановить меня?
-- Я, князь, затем и пришел к вам.
-- Каким это образом?
-- Я прошу вас, пока Загряжский [является] губернатором, не оскорблять его, в чем и прошу вашего честного слова!
-- А если я вам слова не дам?
-- Я вынужден буду арестовать вас.
Опять засопел и процедил:
-- Вы не посмеете этого сделать!
-- Князь, даю честное слово -- сделаю!
-- Кто дал вам право?
-- Секретная инструкция, высочайше утвержденная!
-- Вы не понимаете моего оскорбления и не можете понять.
-- Я вам сказал, что я все знаю подробно; думаю, что и сочувствовать вам могу, что вы и увидите.
-- В чем же ваше сочувствие? Как вы поймете, что этот подлец из счастливого человека сделал меня несчастным?
-- Прошу вас выслушать меня без раздражения. Прежде всего скажу вам, что вы будете счастливы!
-- Я вам не верю и вижу, что вы ничего не знаете.
-- Эх, почтенный мой князь, какой же я был бы жандарм, если б не знал всего; только публике неизвестно, что я все знаю, и не узнают без нужды.
-- Можете вы мне сказать, что вам известно?
-- Очень охотно: малодушный хвастун Загряжский считал гордостью для себя похвастать интригой с прекрасной и уважаемой девушкой перед графом Толстым; последний, как вполне благородный и честный человек, счел долгом предупредить вас. Тут правы и Толстой, и вы, князь. Презренно [и подло] виноват [негодяй] Загряжский. Я рад возможности удостоверить вас честным моим словом, что негодяй Загряжский солгал: ничего подобного не было.
-- Как вы можете знать и ручаться?
-- Князь, еще повторю: я жандарм!
Я вел тему разговора с целью примирить князя с его невестою, потому что видел кавказца страстно влюбленным.
-- Но позвольте, вы сами дворянин и можете быть в моем положении; спрашиваю вас, не имею ли я права наказать его?
-- Вашего права я не отвергал и не отвергаю, но согласитесь, какое же вам удовлетворение, если вы красивой рукой будете бить [по скверной, подлой роже]? Меня бы не удовлетворила подобная месть!
-- Чего же я могу желать или что сделать, по вашему?
-- Вот это дело, мой почтенный князь; спокойно обсудив, можно найти разумный подход. Вы мне сделали вопрос, а я спрошу вас: какого вы хотите удовлетворения?
-- Что же вы можете сделать?
-- Все, что вы хотите!
[-- Неужели?
-- Я слов на ветер не бросаю.]
-- Ну, а если б я потребовал, чтобы м[ерзавец] сознался, что он солгал?
-- Только то, князь?
-- Мне и этого будет довольно!
-- Нет, князь, я не того хочу, я обещаю вам, что он должен при вас написать, что он п[одло] солгал и что если болтнет одно слово, то без претензий, где бы ни было, дозволит вам разбить свою рожу.
-- Будто вы можете это сделать?
-- Даю вам слово, но и вы дайте мне честное слово, что, пока он [является] губернатором, вы не оскорбите его.
-- Слово даю вам, но помните, в случае неудовлетворения меня, моя ненависть обратится на вас!
-- Согласен, князь, но пока будет секрет.
[Влюбленного легко примирить, сердце (не свой брат), у влюбленного оно властитель! Голова умничает одно, а сердце повелевает другое. Кусочек надежды влюбленному сердцу -- с умом не разговаривают!]
С князем Дадьяном мы расстались в мирном настроении. Пошел я к Загряжскому, уведомил его, что князь Баратаев не будет жаловаться дворянам. Сколько было радости, благодарности -- даже чересчур! Но зная легкомысленную и шаловливую натуру Загряжского, спускать с веревочки нельзя его. Я нарисовал целый ад мести князя Дадьяна и не ручаюся за его отчаянную решимость.
-- Да, я знаю, это кавказский дикарь, у него кинжал всегда готов! Батюшка, помогите, я по гроб буду вам благодарен!
-- Погодите, что я могу, то сделаю. Прощайте, мне сегодня необходимо съездить в уезд по делу.
Боже мой, как струсил мой губернатор!
-- Как же вы бросите меня на жертву! Мне необходимо будет выйти из дома -- дикарь, кинжал!
-- Вот как мы сделаем: я прибавлю вам двух жандармов, которым вы после заплатите; выходить не советую, скажитесь больным, а еще лучше прикажите поставить себе дюжину пиявок; это сделается известно и болезнь будет прилична.
-- Охотно принимаю ваш совет.
[Как я говорил, в жандармском корпусе не было установленной формы для переписки. Я схватил попавшуюся мне бумагу и своей рукой, без черновой сделал очерк истории, написал, как пишутся комедии: я, князь Баратаев, князь Дадьян, Загряжский -- писал, как всегда, откровенно, -- подробно; были помарки, но так и пошло к шефу. Помню, кончил тем, что я за свое беспокойство придумал наказать Загряжского дюжиной пиявок. И поставил без подписи: "Продолжение впредь".
Мою руку знали. И Дубельт писал мне, что "в общем вышло так юмористично, что читали все и хохотали, а когда я читал шефу, он много смеялся и хвалил мое веселонравие, -- оставил у себя" (мы секретно знали, что это значит).
Свободное копирование
