Иркутск веселился напропалую, казалось, никто ничего не делает, а Сперанский меньше всех: обед, бал -- Сперанский непременно везде присутствует; служащие при нем, кажется, затем и приехали, чтобы праздновать, -- только никто не видит Цейера и канцелярских, да долго по ночам освещен весь дом Сперанского. Не слыша служебного слова и не видя дел -- дом Трескина постоянно пустел; дом, недавно сцентрировавший в себе всю жизнь Иркутска, -- стал как зачумленный, хотя Трескин продолжал быть губернатором. В обществе не было о нем ни полслова.
Как то вдруг, неожиданно, явились на сцену разговора три исправника: иркутский -- Волошин, верхнеудинский -- Гедельштром и нижнеудинский -- Лоскутов. Первые два были в Иркутске и были постоянными членами общества; о них заговорили, но они одни, кажется, не слыхали говора. Двух первых я хорошо знал, а третьего -- никогда не видал.
Волошина называли -- студент, смеялись, что он, бывши еще московским студентом, уже был назначен исправником, занимал должность 13 лет.
Гедельштром, по рассказам, был домашним секретарем графа Румянцева; по какому то делу (не сохранила моя память, чуть ли не в Ревеле), падающему тенью на графа, Гедельштром принял вину на себя и был удален в Сибирь. Человек, хорошо учившийся, предпринял путешествие к Ледовитому океану; изданная им книжка была у меня, но теперь, вероятно, не найдется. Гедельштром долго был исправником за Байкалом. На каждого исправника по жалобам -- насчитывались миллионы взяток. Гедельштром говорил, что у них оставались проценты, а капитал попадал к Трескину.
У Волошина были крестины; на парадном обеде был Сперанский, обед был роскошный, помню -- стерляжью уху на шампанском; обед был очень весел, говорлив, Батенков был в ударе, абордировал меня нещадно. Сперанский добр, молчалив, но был приветлив, ласково шутил с хозяином. На другой день слышим: у бедного Волошина описали имение и оказалось денег -- один рубль семьдесят три копейки. Бедный Волошин в день описи имущества, должно быть, с горя, при мне, вечером, проиграл в банк до 25 ти тысяч рублей. Странно, никого это не удивило, еще страннее, что Сперанский знал о проигрыше, но не показал и вида, что ему известно. Об описи Гедельштрома -- не знаю или не помню, а вот при описи в Нижнеудинске Лоскутова у него нашли -- набитую мебель ассигнациями, и только в мебели нашли 450 тысяч рублей. Сперанский немилосердно, жестоко наказал этих грабителей -- он сослал их в Россию! Они, бедные, страдальцы, переехали -- кто в Москву, кто в Петербург. Хотя жестокое, но оригинальное наказание -- ссылка из Сибири в столицы!
Михаил Михайлович трудился не над исправлением прошедшего зла, чего и невозможно было исправить, была бы бесплодная работа; он трудился над устранением зла в будущем и работал -- пересоздать управление Сибири. Раз, я случайно слышал, как говорили люди, имеющие возможность знать многое, что Сперанский сначала хотел сделать из Сибири Финляндию, но получил совет -- не начинать.
Переделанную Сибирь я видел чрез 12 лет. Плоды труда Сперанского были осязательны: власти были ограничены, правление Трескина было слабым преданием и умерло в истории, сохранившись в анекдотах. Но как все дела человеческие -- несовершенны, так и последствия благонамеренного труда умного человека оказались односторонними. Злоупотребления властей действительно уменьшились; не слыхать было жалоб от богатого купечества и вообще классы имущие были довольны, но зато обессиленная власть не имела силы сдерживать народ, впадала в апатию. В нравственном быте народа я нашел огромную перемену, менее одного поколения -- и народа узнать было нельзя! Жизнь в городе мало была обеспечена; частые убийства, грабежи, воровства, недалеко от Иркутска, в горах -- две шайки разбойников. Несколько раз я слышал, как Лавинский с негодованием говорил: "Человек готовился лазить на колокольню и звонить в колокола, а ему поручили переделать край! Хорош реформатор!" -- и не скупился прибавить непечатных слов. Более всего поразило меня -- это заметное обеднение деревень. Казалось бы, с уничтожением деспотической власти полиций, избавлением от незаконных поборов исправников -- жизнь крестьян должна была улучшиться, но результат вышел противный. Не один раз слышал я от стариков, жалевших об управлении Трескина, вспоминали, какое было спокойствие, а теперь что...
Свободное копирование
