Я загнал машину в лес и пошел записываться. Записавшись, встретил военного юриста, кажется, прокурора какой-то дивизии, который тоже ехал со мной в одном вагоне. Он сказал мне, что ему приказали заниматься тут его прокурорскими делами, и посоветовал мне быть при нем: «Ведь не газету же здесь выпускать». Через несколько минут он притащил мне откуда-то винтовку со штыком, но без ремня, так что мне все время приходилось держать ее в руках.
Через полчаса после того, как я попал сюда, немцы с воздуха обнаружили наше скопление и стали обстреливать лес из пулеметов. Волны самолетов шли одна за другой примерно через каждые двадцать минут, может быть, полчаса. Наших не было видно.
Мы ложились, прижимались головами к тощим деревьям. Лес был редкий, и нас очень удобно было расстреливать. Опасность была еще и в том, что кругом, из-за каждого куста, при появлении немецких самолетов начиналась дикая стрельба в божий свет как в копеечку. Никто друг друга не знал, и при всем желании люди не могли толком ни приказывать, ни подчиняться.
— Хотя бы дождаться темноты, — сказал мне прокурор. Наконец часа через три над лесом низко прошло звено И-15. Мы вскочили, довольные, что наконец-то появились наши самолеты. Но они полили нас хорошей порцией свинца. Несколько человек рядом со мной были ранены — все в ноги. Как лежали в ряд, так их и пересекла пулеметная очередь.
Мы думали, что это случайность, ошибка, но самолеты развернулись и прошли над лесом во второй и в третий раз. Они шли на высоте в двадцать пять — тридцать метров. Большие звезды на их крыльях были прекрасно нам видны. Когда они в третий раз прошли над лесом, кому-то из пулемета удалось сбить один самолет. Туда, где горел этот самолет, на опушку побежало много народа. Бегавшие туда говорили, что из кабины вытащили труп полусгоревшего немецкого летчика.
До сих пор не понимаю, как это получилось. Остается думать, что немцы в первый день где-то захватили несколько самолетов и научили своих летчиков летать на них. Во всяком случае, впечатление у нас осталось удручающее.
Штурмовали нас до поздней ночи. К ночи вернулся капитан и привез снаряды. Он был очень доволен тем, что дорвался до своего артиллерийского дела и не чувствует уже себя больше неизвестно куда бегущей пешкой.
Мы чего-то пожевали, кажется, сухарей. А пить — устали так, что за водой даже не пошли.
Я уже в темноте улегся у колес грузовика, положив под голову шинель, а винтовку — рядом. Было мне уже все равно. Оставалось только чувство усталости и полного недоумения перед всем, что кругом делается. Вместе с тем была вера, что все это случайность, какой-то прорыв, что впереди и сзади есть войска, которые придут и все поправят.
5 «Мы вскочили, довольные, что наконец-то появились наши самолеты. Но они полили нас хорошей порцией свинца»
Рассказ о вытащенном из кабины нашего истребителя полусгоревшем трупе немецкого летчика сейчас кажется мне маловероятным, хотя сообщения о схожих случаях можно разыскать в архивных документах того времени, например, в приказе начальника штаба 21-й армии от 13 июля 1941 года: «Противник использует захваченные у нас самолеты для действия по нашим частям, бомбардируя и обстреливая с бреющего полета».
Тогда я думал, что немцы могли захватить эту тройку наших И-15 и наскоро научить летать на них своих летчиков. Но вряд ли это правда. Немецкие истребители в те дни хозяйничали в воздухе, и посылать немецких летчиков в воздух на самом отсталом типе наших истребителей — И-15 — значило подвергать их совершенно реальной опасности быть тут же сбитыми собственными «мессершмиттами».
То, что рассказывали мне люди, вытащившие из кабины полуобгорелый труп якобы немецкого летчика, — просто-напросто отвечало их душевной потребности. Они не могли примириться с тем, что первые увиденные ими за день наши самолеты по ошибке нас же и расстреливали с воздуха. Поверить в это было нестерпимо тяжело — отсюда, наверно, и родилась версия о трупе немецкого летчика.
Что касается истребителей И-15, то они по своим данным считались отсталыми машинами еще в 1939 году на Халхин-Голе. В начале халхин-голского конфликта их особенно часто сбивали японцы, и вскоре был отдан специальный приказ выпускать их в воздушные бои только вместе с другими, по тому времени более совершенными нашими истребителями.
Когда на Халхин-Гол прибыла группа наших летчиков-«испанцев» на новых истребителях И-153, похожих очертаниями на И-15, но с убирающимися шасси и с большей скоростью, то в первом же воздушном бою было сразу сбито больше десятка японских истребителей, ошибочно посчитавших, что они встретились один на один с И-15, и нарвавшихся на неожиданный для себя отпор.
Чтобы сравнить возможности, которыми располагали в 1941 году для боя с «мессершмиттами» эти взятые нами на вооружение еще в 1935 году И-15, стоит привести несколько красноречивых цифр.
И-15 располагал скоростью 367 километров, «мессершмитт-109», принятый немцами на вооружение в 1938–1939 годах, располагал скоростью 540 километров; потолок был соответственно 9000 и 11700 метров; мощность моторов — 750 и 1050 лошадиных сил; калибр пулеметов — 7,62 миллиметра и 20 миллиметров.
Естественно, что при таком превосходстве «мессершмитты» имели все возможности для того, чтобы расправляться с устарелыми по всем показателям самолетами.
