В эту ночь — с 23-го на 24-е — была первая воздушная тревога, как потом оказалось — учебная Все это, конечно, были игрушки, но я тащил детей с пятого этажа вниз, в убежище, и мне все это казалось тогда чрезвычайно серьезным.
Двадцать четвертого, еще засветло, ездил на вокзал, чтобы оформить до Минска свои литеры, но места так и не добился, только узнал, когда пойдет поезд. Решил, что как-нибудь сяду. Было настроение проститься с Москвой сегодня и не откладывать отъезда еще на день.
Вечером в Москве было абсолютно темно. Машину, в которой я ехал на вокзал, задержали: шофер ехал с какими-то не такими предохранительными сетками, которые положено было иметь. К счастью, подвезла другая машина, и в последнюю минуту я все-таки попал к поезду, отходившему на Минск. Верней, думал, что в последнюю минуту, потому что поезд ушел только через два часа.
На вокзале кое-где горели синие лампочки. Первые признаки неразберихи и беспорядка. Черный вокзал, толпа людей, не понятно, когда, куда и какой идет поезд, какие-то решетки, через которые не пускают. Перебросил чемодан, потом перелез сам.
Шинель была хорошо пригнана, ремни скрипели, и мне казалось, что вот таким я всегда и буду. Не знаю, как другие, а я, несмотря на Халхин-Гол, в эти первые два дня настоящей войны был наивен, как мальчишка.
Поезд тронулся. Вагоны были — неизвестно почему — дачные, без верхних полок, хотя поезд шел до Минска.
Я должен был явиться в политуправление фронта в Минске, а оттуда — в армейскую газету 3-й армии. В вагоне ехали главным образом командиры, возвращавшиеся из отпусков. Было тяжело и странно. Казалось, что половина Западного военного округа была в отпуску. Я не понимал, как это случилось. Впрочем, не понимаю этого и до сих пор.
2 «В эту ночь — с 23-го на 24-е — была первая воздушная тревога, как потом оказалось — учебная»
На самом деле эта тревога не была учебной. Вот как выглядела в соответствующем донесении подлинная история этой первой московской воздушной тревоги:
«…На подступах… появились неопознанные самолеты. 2.40. Командиром корпуса частям корпуса объявлена тревога. По указанию командира 6-го авиакорпуса полковника товарища Климова наша истребительная авиация поднята в воздух для патрулирования на разных высотах от 2 тысяч до 7 тысяч метров. Всего поднято в воздух было 178 самолетов.
Противник обнаружен не был, но 4 самолета под управлением младших лейтенантов Бочарова, Федорова, Хазаинова и Зверева обстреляли самолеты ДС-3 под управлением летчиков гражданского воздушного флота товарищей Смирнова, Горщукова и Синберт, посадили их на аэродром Алферьево, и при осмотре в самолетах обнаружены пробоины в бензобаке, в хвостовом оперении и рации.
После телефонного разговора генерал-майора артиллерии товарища Журавлева с начальником ВВС, выяснив, что неопознанные самолеты являются нашими, полковнику Климову свою истребительную авиацию посадить, оставив только патрулирование.
В 3.08 командир зоны ПВО генерал-майор товарищ Громадин приказал вести огонь. Все батареи огонь открыли.
В 4.14 генерал-майор товарищ Громадин приказал дать отбой…»