Все ближе подходило время опыта по искусственному получению мутаций. А. С. Серебровский беспокоился, что у нас и лаборатории слишком мало людей для осуществления этого большого эксперимента, всего лишь трое: Александр Сергеевич, я и Женя - милая, молодая девушка, которая мыла нам пробирки и готовила корм для дрозофил. Однако к началу опыта к нам в лабораторию пришли Иосиф Израилевич Агол и Василий Николаевич Слепков. Это были марксисты, полные сил и желания связать диалектический материализм с биологией. Они являлись воспитанниками Института красной профессуры, созданного еще в 1921 году по декрету Совнаркома, подписанному В. И. Лениным. Перед институтом стояла задача готовить высококвалифицированные марксистские кадры преподавателей для высших учебных заведений страны. Будучи слушателями этого института, И. И. Агол и В. Н. Слепков уже работали в лаборатории Бориса Михайловича Завадовского, видного в то время биолога, вставшего на путь марксизма, брата нашего учителя Михаила Михайловича Завадовского. Еще тогда они проявили интерес к проблемам наследственности и эволюции. Борис Михайлович поручил Аголу и Слепкову разработку темы, посвященной вопросу об унаследовании благоприобретенных признаков у аксолотлей и у кур. Но эта работа оказалась безрезультатной, поэтому они горячо откликнулись на предложение Серебровского перейти к нам в лабораторию и начать работу по искусственному получению мутаций под воздействием внешнего фактора.
И. И. Агол был членом партии с 1915 года и активным участником гражданской войны в Литве и Белоруссии. Его первая теоретическая работа брошюра "Энгельс" появилась в 1920 году. В. Н. Слепков был совсем молодым человеком. Высокий, с хорошо поставленной головой, с зеленоватыми глазами, красивый, внимательный, Вася Слепков много обещал в будущем. Приведя осенью 1927 года И. И. Агола и В. Н. Слепкова в нашу лабораторию, Серебровский сказал, что это будущие участники наших опытов и что он отдает их мне на выучку, так как с дрозофилой они ранее не работали.
Несколько позже методам работы с дрозофилой у меня же учился Соломон Григорьевич Левит. Это был исключительно умный человек, с сократовским, грубым, словно вырубленным топором, необычайно выразительным лицом. Он состоял членом большевистской партии с 1920 года. Врач по образованию, он в 1924 году организовал на медицинском факультете МГУ Общество врачей-материалистов. В те годы ему, как и другим биологам-марксистам, признание принципа унаследования благоприобретенных признаков казалось обязательным. Эту же точку зрения занимал В. Н. Слепков, когда в своих первых публикациях в 1925 году, критикуя книги Ю. А. Филипченко "Евгеника" (1924) и "Наследуются ли благоприобретенные признаки" (1924), заявил, что наследственная изменчивость, как и всякий причинный процесс, может зависеть только от внешних факторов. Не находя различия между мутагенными факторами среды и наследованием благоприобретенных признаков, он стоял в те годы на позициях ламаркизма.
Все они - С. Г. Левит, И. И. Агол и В. Н. Слепков - после экспериментальной работы с дрозофилой и длительных дискуссий в лаборатории при живейшем участии А. С. Серебровского стали убежденными генетиками. С. Г. Левит организовал Медико-генетический институт. Специализировавшийся в нашей лаборатории В. Н. Слепков ездил в длительную командировку в Германию, в знаменитую лабораторию К. Штерна.
И. И. Агол и С. Г. Левит по нескольку лет работали по генетике дрозофилы в США. Как-то И. И. Агол прислал мне из США свою фотографию с надписью: "Милому Николаю Петровичу от наших в Америке". Он был на редкость красив, его матовое лицо освещали глубокие, темные глаза. Будучи левшой, он смешно оперировал кисточкой, когда разбирал на стекле эферизированных дрозофил.
Пополнение, пришедшее в нашу лабораторию из Института красной профессуры, очень ее оживило. Все мы работу по специальности сочетали с активным обсуждением философских вопросов генетики. В проблемах методологии к нам был очень близок Макс Людвигович Левин, отличавшийся феноменальной эрудицией. В его кабинете было много иностранной литературы. Помню, как он вытаскивал из своих шкафов книги, размахивал руками и говорил, говорил. Здесь же, молча, на фоне книжных ярких полок, чуть склонив пышноволосую голову, стояла и слушала его молодая жена. С 1930 года Левин был членом президиума Коммунистической академии.
Макс Левин раньше других биологов-марксистов понял значение генетики для развития проблем эволюции и последовательно защищал ее необходимость. Его эрудиция и авторитет оказали большое влияние на И. И. Агола, В. Н. Слепкова и С. Г. Левита.
Неоднократно появлялся у нас также Михаил Михайлович Местергази. Он был в то время преподавателем биологии в Академии коммунистического воспитания имени Н. К. Крупской и в Коммунистическом университете трудящихся Востока, занимал исключительно ясную позицию в вопросах генетики и эволюции и оказал большое влияние на биологов-марксистов своей книгой и устными выступлениями. М. М. Местергази своей пылкостью, ростом и худобой, всем своим светящимся образом всегда напоминал мне рыцаря, в котором воплощен дух искания и правды всех времен,- Дон Кихота Ламанчского.
Свободное копирование
