1 января 1847 г. назначен был маскарад у губернатора. Шурин мой Василий Левашов вздумал явиться почтальоном с сумкою, наполненной запечатанными письмами к разным лицам, приглашенным в маскарад. Каждое письмо состояло из стихов, {адресованных к его получателю}, или {из какой-либо} пословицы. Составление стихов и приискание пословиц занимали всех, живущих у нас в доме. Впрочем, шурин мой Василий имел способность к рифмотворству, и все написанные стихи были звучны {и относились к какому-нибудь обстоятельству в жизни получателя. В них не было, конечно, ничего резкого и обидного, но о последнем трудно было судить, так как в провинциях все обыкновенно весьма обидчивы}. Свояк мой Толстой не участвовал в составлении писем и очень уговаривал Василия Левашева не приводить в исполнение своего предположения; во время же маскарада, на котором, конечно, Толстой не был, он беспрерывно ездил между домами губернатора {и нанимаемом мною} в ожидании того, что шурина нашего Василия арестуют или что кто-нибудь вызовет его на дуэль или даже побьет. {Я уже говорил, что Толстой всегда всего опасался.} Письма во время маскарада были розданы по адресам; заметны были не совсем довольные лица; говорили даже громко о неприличии подавать на бале, и в особенности у губернатора, подобные письма, но лично на почтальона никто не нападал, а бóльшая часть в маскараде и не знали, кто этот почтальон, так как Василий Левашов редко бывал в Нижнем и всегда оставался в нем короткое время. Долго еще судили и рядили о появлении почтальона в маскараде и о некоторых розданных им письмах. Вообще же эта шутка принята была в обществе с удовольствием. Эту зиму провели мы очень приятно. Все жившие в нашем доме проводили вместе бóльшую часть дня.
Сестре моей и жене полюбилось шампанское вино; у нас часто его подавали, и было очень забавно, когда они по непривычке от одного бокала делались заметно веселее. Меня очень тревожил в эту зиму постоянный проигрыш в карты при постоянно дурных денежных обстоятельствах. Хотя я играл не в большую игру, но почти каждый день и каждый раз проигрывал, так что к половине марта, когда я уехал из Нижнего, мною было проиграно в первые 2 1/2 мес. 1847 г. более тысячи рублей.