4. Телегруппа
Самого главного в японской телегруппе, режиссёра, звали Кондо-сан, самого старшего, оператора, Такэда-сан, а самого молодого, звукооператора, Нисимура-сан. Никто из них не был родовитым самураем. «Крестьяне», – как небрежно отозвался о них знающий толк в японцах совладелец Б.
С собой японцы привезли профессиональную портативную видеокамеру Betacam производства японской корпорации Sony, собственность NHK. По сравнению с нынешними цифровыми камерами она, конечно, великовата, но тогда это была самая лёгкая и современная модель. Совладельцы А. и Б. сказали нам с Олей, что видеокамера Betacam стоит совершенно безумную для советского человека того времени сумму – 120 тысяч долларов. (Чтобы был понятен порядок цифр: один наш знакомый в том же году смог продать небольшую двухкомнатную квартиру-хрущёвку в кооперативном московском доме русской подруге какого-то араба за две тысячи долларов и остался очень доволен такой выгодной сделкой.) А. и Б. объяснили, что мы с Олей должны лечь костьми на страже полной сохранности этой видеокамеры, поскольку в случае чего нашей фирме за неё в самом буквальном смысле век не расплатиться.
Работали японцы как звери – быстро, точно, слаженно, качественно, аккуратно. Японский звукооператор, когда писал во время видеосъёмки звук и держал большой мохнатый микрофон на длинной штанге, носил белые хлопчатобумажные перчатки, чтобы не повредить свою тонкую звукозаписывающую аппаратуру. (В Японии, как объяснили нам с Олей переводчицы, вообще многое делают в белых перчатках.) Если с записью звука было покончено, звукооператор всё в тех же белых перчатках без всякой команды со стороны режиссёра молча отправлялся помогать оператору: держал ему в нужном положении светофильтры и т.п.
Такая же потрясающая скоординированность действий наблюдалась у японской стороны и во время наших вечерних рабочих совещаний. Русские члены съёмочной группы на этих совещаниях обычно галдели одновременно, каждый о своём. От лица японцев всегда в полной тишине первым выступал режиссёр, затем, если необходимо, по очереди слово брали оператор и звукооператор.
Практически сразу японцы втянули и нас в свою орбиту быстрой и качественной работы. В первый же день съёмок в первом ленинградском музее они столкнулись с российским способом вести дела, когда сначала полчаса ждали, пока музейные разыщут нужную нам хранительницу, потом хранительница ещё минут двадцать неторопливо искала свои ключи от нужного шкафа с экспонатами, потом в шкафу нужную папку и так далее. После этого случая японцы растолковали мне, что раз я администратор, то должна приезжать на каждое место съёмки своим ходом за 30-40 минут до прибытия основной телегруппы, чтобы привести там всех в боевую готовность заранее. Найти все ключи, вызвать всех нужных работников, достать и приготовить все гартмановские картинки и вообще сделать всё, что нужно, чтобы они, японцы, не ждали потом ни одной лишней секунды.
Узким местом с этой точки зрения оставались рестораны, в которых наша группа обедала в съёмочные дни. Бездельные советские официанты не торопились подойти к нам, чтобы принять заказ, а после того, как всё-таки приняли, не несли его минут по сорок. Надрюченные японцами в музеях, мы с Олей первое время нервничали от этого совершенно непреодолимого стиля работы отечественного общественного питания, но наши японцы почему-то совсем не возмущались, что мы так долго ожидаем своей еды, кукуя за пустым столом, и даже казались вполне довольными. Загадку их ангельского терпения открыли нам переводчицы, сказав: «Да они же просто кайфуют». И объяснили, что в густонаселённой Японии, оказывается, принято обслуживать посетителей обычных ресторанов и кафе очень быстро, чтобы они так же быстро всё смели и освободили место для новых клиентов. И только в очень дорогих, элитных японских заведениях можно сидеть подолгу, никуда не торопясь, и обслуживают там подчёркнуто медленно. Чем медленнее, тем круче ресторан.
Столь же толерантны японцы оказались и к нашему обеденному меню. Чтобы сэкономить драгоценное съёмочное время, мы не ездили питаться в какой-нибудь один облюбованный хороший ресторан, а должны были обедать каждый раз в другой точке, поблизости от места сегодняшнеё съёмки. Так что один день наш обед протекал в шикарном ресторане на Невском проспекте, в другой мы могли попасть в небольшое кафе с почти столовским набором блюд, а однажды в Москве даже перекусили взятой на вынос прямо в микроавтобус едой из недавно открывшегося там «Макдональдса». Во всех этих случаях японцы были одинаково удовлетворены, и этот удивительный феномен тоже объяснили нам переводчицы. В то время в Японии только входили в моду мясо, молоко и все их производные – элементы западной кухни, нетрадиционные для местного населения. Такие продукты считались экзотикой и стоили дороже обычных. (Сейчас это уже не так.) Поэтому любой столовский кусок самого неинтересного мяса на второе наши японцы воспринимали как деликатес.
Но больше всего им неожиданно понравился клюквенный морс, который мы с Олей однажды, ничего не подозревая, заказали всем на третье. Японцы спросили у нас, из чего этот прекрасный напиток сварен, тут же научились выговаривать «курю-ю-юква», и с тех пор на каждом обеде в обязательном порядке требовали себе клюквенного морса в больших количествах. К счастью, в Ленинграде, со всех сторон окружённом клюквенными болотами, этот морс неизменно присутствовал в меню любого ресторана и кафе, так что порадовать им наших японцев было легко.
