История одной жизни - 59

Курсы усовершенствования врачей

После окончания специализации я был вызван к главврачу Белокалитвинского района Василию Васильевичу Сорочинскому, который предложил мне стать заведующим неврологическим отделением Шолоховской медсанчасти. Главврач Шолоховской медсанчасти, Эдуард Аракелович Агабабов, сразу же поддержал эту идею. К моему удивлению мне отдали отделение болезней уха, горла и носа, а заведующий этим отделением, Илья Аникиевич Иващенко, перешел на амбулаторную работу. На базе его отделения было создано новое, которым я руководил 25 лет из 28 пребывания в Шолоховке. Надо сказать, что я чувствовал неловкость перед своим опытным и уважаемым коллегой, которого так неожиданно сместил, но Илья Аникиевич заверил меня, что это не задевает его самолюбия. Все понимали необходимость открытия неврологического отделения из-за специфики профессиональных заболеваний шахтеров, включающей черепно-мозговой травматизм, радикулиты и вибрационную болезнь.

В последующие годы мое отделение было расширено двумя палатами детского отделения, и я стал не только руководить отделением на 30 коек, но и был утвержден на должность районного невропатолога. Мне приходилось выезжать в отдаленные села или в районную больницу на консультации, а также по поручению областной больницы быть консультантом в соседнем Тацинском районе. Тацинка вошла в историю Второй Мировой Войны подвигом танкового корпуса генерала Бадаева во время Сталинградской битвы. Увековечивает этот подвиг танк Т-34, который стоит у въезда в Тацинский поселок. Это один из трех танков, оставшихся в строю после рейда по уничтожению немецкого аэродрома в 1943. Чтобы прервать доставку продовольствия окруженной группировке Паулюса, советское командование поручило Бадаеву уничтожить Тацинский аэродром, на котором находились немецкие самолеты. Однажды, участвуя в работе призывной комиссии в военкомате, я поинтересовался историей этого рейда. Военком рассказал следующее: когда группа Бадаева ворвалась в Тацинку, прорвав сопротивление, она обнаружила около 100 самолетов. Генерал Бадаев по рации запросил техническую помощь, задав один вопрос: «У меня несколько минут, как я могу вывести из строя эти самолеты?» Штаб армии принял решение пройтись танками по хвостам самолетов и таким образом отрубить им хвосты. Из корпуса Бадаева «в живых» остались только три танка, которым удалось вырваться из Тацинки, где немцы оказывали рьяное сопротивление.

Что же касается работы в Шолоховке, то за 28 лет мне удалось побывать в лучших институтах страны на усовершенствовании по неврологии.

В 1970-м году у меня появилась необходимость обновить свои знания в области вибрационной болезни, которой страдали проходчики (шахтеры, имеющие дело с отбойным молотком). Я выбрал заочно-очный курс, подготовил 3 работы и послал их на апробацию в Москву в институт профессиональных болезней при Академии медицинских наук СССР. Мои работы включили рентгенодиагностику силикоза, вибрационную болезнь и другие профессиональные болезни шахтеров, а также индивидуальные карточки, которые я, по своему обыкновению, заводил на каждого больного. Через несколько месяцев меня пригласили в Москву. Взяв такси из аэропорта, я приехал в институт, который находился недалеко от американского посольства. Я получил направление в общежитие на Беговой улице и отправился вселяться. И вновь, так же как и на специализации в Ростове, меня, обычного невропатолога из далекого ростовского поселка, выбрали старостой. Пользуясь своей должностью, я начал вдохновлять группу, но не на учебу, а на культурные походы в музеи. Эти походы осуществлялись благодаря коллеге из Москвы, имевшей доступ к закрытым в то время залам и экспозициям. Из множественных экскурсий мне особенно запомнилось посещение Гранатовой палаты в Кремле. Будучи большим любителем музыки, я, отстаивая огромные билетные очереди на спектакли Большого театра, за короткий срок умудрился посмотреть все балеты Чайковского. В районе Останкино жили мои дальние родственники Чернявские, которых я навешал в выходные дни и которые помогли мне лучше узнать Москву.

Когда время дошло до сдачи экзаменов, то вместо обычного отчета по билетам, профессор Рашель предложила мне сделать доклад, а группе задавать по этому докладу вопросы. С докладом я справился успешно, но мои коллеги, желая получить хорошие оценки, обрушились на меня градом поднятых рук. Я краснел и бледнел, отвечая на их вопросы, но, в конце концов, мы все получили свои пятерки. Хочу добавить, что профессор Рашель каждый месяц уезжала в Югославию на остров Брион, где часто отдыхал Йосип Броз Тито (президент Югославии), о котором она с большим удовольствием рассказывала.

Дополнительная учеба не добавляла врачам ни рубля к зарплате. От нее выигрывали только шахтеры, которых я обслуживал. Как правило, мои диагнозы подтверждались в Шахтинском противоселикозном диспансере, а также в Центральном Московском институте профзаболеваний. Хочу упомянуть один курьезный случай с заправщицей, которая в течение многих лет заправляла машины, отсасывая воздух из трубы и выплевывая попавший в ротовую полость бензин. Основной жалобой этой больной было ощущение присутствия волоса во рту. Я, почитав литературу, поставил ей диагноз «профессиональное хроническое отравление бензином», чем озадачил моих коллег в Москве, которые долго ее обследовали и в конечном итоге подтвердили мой диагноз. Пациентка была признана инвалидом, по этому редчайшему заболеванию, которое, как мне казалось, вообще тогда еще не диагностировали.

194 клинических случая, описанных мной, могли бы стать основой для диссертации, которую мне предложила защитить заведующая кафедрой в Москве. Надо было только добавить 6 наблюдений. Однако я, как человек, практикующий и крайне неусидчивый, предпочел науке работу с людьми, которая давала мне большее удовлетворение.