История одной жизни - 46

Начало рентгенологической карьеры

В 1957 году кому-то из больших медицинских начальников пришло в голову оснастить сельские больницы рентгенологическими кабинетами, и всех молодых врачей послали в Кишиневский мединститут на кафедру усовершенствования по рентгенологии.

После 4-месячной специализации я получил дополнительную профессию рентгенолога и проработал 8 лет на полставки, несмотря на то, что приемы фактически доходили порой до 100 человек в день из-за огромного желания молдаван, живших в окрестных селах, получить новый вид обследования.

Здание под кабинет выделили Глемб и Гаврилица. Так как оно располагалось рядом с библиотекой и винзаводом, то во второй половине дня я захаживал к своему другу Виктору Чернявскому, у него всегда наготове был «новый сорт вина».

Увлекшись рентгенологией и имея на участке огромное количество детей, больных рахитом, я решил делать снимки костей нижних конечностей. У меня скопилось множество таких снимков. Я описал их и классифицировал, но дальше этого дело не пошло, потому что текущая работа отвлекала меня от науки. И что нового я мог открыть?

Мне надоело жить в старой развалюхе под названием амбулатория, и я попросил главврача Унгенской больницы Вайнберга решить проблему с жильем. К моему удивлению, я был первым из врачей сельских больниц, кто поставил данный вопрос на повестку дня. Как раз в этот период советское государство начало закупать так называемые финские домики. Председатель колхоза Глемб предоставил бригаду плотников, они привезли и собрали трехкомнатный домик, с верандой, кухней, ванной и подвалом, и этот домик стал моим жилищем и жилищем всех последующих врачей.

Я умудрялся заниматься и сельским хозяйством. Так вместе с коллективом больницы мы посадили персиковый сад на территории амбулатории, для которого колхоз выделил саженцы. Через 3 года мы с большим удовольствием пробовали первые персики.

Однако не все шло так же гладко. Однажды с моим сыном произошла неприятная история: он простудился, играя с детьми и наглотавшись снега. Как следствие, у него развился острейший ларингит с потерей голоса и отеком гортани. Мы срочно отвезли его в Кишинев, где я провел несколько тяжелых дней и ночей у его постели. Благодаря внедрению в практику преднизолона он выздоровел, хотя измененный тембр голоса остался у него на всю жизнь.

Молдаване, которых я обслуживал, были ко мне расположены. По существующей традиции, еще с румынских времен, они боготворили врача и приносили разную снедь, оставляя ее у моего порога. Вставая утром, я обнаруживал то курицу, то овощи, то виноград, то вино. Часть я съедал сам, но большую часть отдавал в больничную кухню. Так как моя жена с сыном жили в Кишиневе, я столовался в больнице. В нашем селе была молочная кухня, ею руководила русская женщина. По образцу этой кухни мы с колхозом организовали еще две молочных кухни для детей до года, это помогло снизить детскую заболеваемость и смертность.

Расскажу об эпизоде с курицей, из-за которой я чуть не попал в лапы НКВД. Какая-то пожилая женщина привела ко мне на прием свою больную дочь и по традиции принесла в подарок курицу. Я диагностировал сложный порок сердца и пояснил матери, что болезнь не поддается лечению. В ответ женщина напомнила о своей курице. Когда из Унген приехал следователь и начал меня допрашивать по поводу этого эпизода, я понял, что среди моих пациентов есть не только хорошие люди, но и кляузники. Были неприятности, но мои товарищи Каменкер и Гольдгамер, будучи знакомыми со следователем, свели дело к обычному недоразумению.

Я должен в который раз поблагодарить колхоз и председателя Глемба. Он, видя мои муки с транспортом (ездить к больным приходилось на лошадях), поставил вопрос о покупке санитарной машины для больницы. Нам выделили чехословацкую «Шкоду» и шофера. С ним я бороздил слякоть, а в сухую погоду наслаждался красотами окружающей природы.