14 января 1998 г.
Вчера без четверти в полночь пришли Ярославцевы — чтоб не оставлять нас одних, самим не оставаться без взрослых детей (нынешние дети бегут в новый год в молодежные компании гораздо более рьяно, чем водилось такое в нашем поколении) — выпить-поесть по поводу старого нового года. Родители спасаются от тоски по детям, собираясь вместе. И — слава Богу, что так.
Ушли в 2 часа, потом я долго засыпала, поэтому сегодня кое-как поднялась почти перед Валиным отъездом по делам, даже не позавтракал он толком. Настроение кромешное – люди звонят, знакомцы и незнакомцы, со всех сторон спрашивают, когда выйдет очередной номер газеты, есть ли перемены к лучшему в Захарове. Вынуждена отвечать прямо: нет денег на типографию. Никто из денежных людей и инстанций по поводу Захарова пока не проявился. Видимо, надо все-таки организовывать пресс-конференцию, но и для этого нужен некоторый кураж, а таковой у меня (персонально) сейчас отсутствует. Нужно, нужно снова брать себя в руки.
Сижу на телефоне – деловые текущие мелочи: то реквизиты уточнял «Библио-глобус», то Исторический музей хочет переговорить с Валей…
Накануне нового года звонил Алеша Уманский с пожеланиями etc. Сказал, между прочим: «Я подумал, может, надо уж прощаться, ведь основная часть жизни прожита. Хоть я и не собираюсь помирать, тем не менее…» Я ответила ему, что он прав, что я поняла, что он хотел бы сказать и т.д. И все-таки оформленное во фразу ощущение, пожалуй, сильнее самого ощущения. Вспоминается эта его фраза каждый день пока, ничего хорошего не вижу в этом. Может, тоже пока.
Говорят, что завтра (или 16-го) собирается, наконец, Черномырдинская юбилейная пушкинская комиссия. Костров получил телеграмму с приглашением. С департаментом культуры и информации я договаривалась, что и «Автограф» пригласят. Увы, а самой звонить снова – желания нет: видимо, силен нынче приступ депрессии. Само ощущение – хуже некуда, хочется спрятаться, как медведице в зимнюю берлогу.