ххх
1999 год, Крещение.
Был на Крещение в Хамовниках, помолился, зашел в свой старый дом... В храме народа много: все с водичкой, и стар, и млад, лица радостные... Зайдите, посмотрите, как храм преображает человека, и сами оттуда выйдете другим: изменяются лица, глаза, движения людей, будто они вошли в Иорданские воды, в которых крестился Спаситель, и голубь парит над ними, и глас Господень звучит над водами... Дух Святой коснулся всех в храме, и все, с водичкой крещенской растекаются по домам, принося к себе в дом маленький Иордан. А если слить её всю вместе, то получится Иорданское море. Во Иордане крещающегося Тебе Господи... Вот так у нас на Руси...
В нашем старом доме - презентация журнала “Роман-газета ХХI век”. С замиранием сердца впервые за много лет поднимаюсь на второй этаж, где теперь расположен конференц-зал, сцена и красивые голубые стулья. Стою, любуюсь и вспоминаю тех, кто здесь жил прежде. Теперь здесь поселился известный журнал, к адресу которого Комсомольский проспект, дом 13, мне так и хочется добавить - кв. 60, так как без номера моей квартиры адрес этот мне кажется незаконченным. Не послать ли мои зарисовки в журнал с моим адресом? Что им стоит выделить одну страницу для батюшки, который долго жил в этом доме, да и сейчас живёт: мой этот дом так и останется моим.
У журнала чудесный эпиграф:
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
И мнится мне, что Пушкин бывал в нашем доме, жил же здесь декабрист Муравьев-Апостол (его квартира изображена на картине “Заговор декабристов”). И молитва жила в нашем доме. Прав Пушкин: звуки сладкие молитв здесь раздавались.
Невольно удивляюсь, что другие, чужие мне люди, чувствуют себя здесь хозяевами, когда в глубине сердца знаю, что хозяин здесь я , и это мой дом. Не знаю, заходит ли сюда кто-нибудь ещё из старых жильцов, а я очень часто здесь бываю, трудно мне удержаться от того, чтобы не прийти сюда, постоять, потрогать стены, и вспоминать, вспоминать... Может быть, наберусь храбрости и спущусь сейчас в ресторан, пока ещё не вечер и там не звучит музыка. В нашей комнате никогда музыки не было, звучали только мелодии молитвы, да иногда переливы гитары. Но гитара звучит, что разговаривает: Поговори-ка ты со мной, гитара семиструнная...
Мама стоит у меня перед глазами. Нет никакого ресторана, ни союза писателей, ни книжной лавки, я сбегаю по лестнице в подвал, открываю дверь: “Мама, целую, как ты здесь?” - “Сынок, у меня все хорошо”, - смотрит на меня и улыбается.
Как же это было давно и как недавно это было... Наш святой уголок, железная кровать, фанерный самодельный гардероб, покрашенный сероватой масляной краской, и в нем маленькое зеркальце; мама сидит за зингеровской машинкой и шьёт... После того, как я женился, мы с мамой часто приезжали друг к другу, думали и заботились друг о друге, скучали... Телефонов у нас тогда не было, а потому звонки, к счастью, не могли, заменить нам встречи, которые запоминались надолго. Навсегда.