Западный фронт, 29 ноября 1942 г.
[…]
…Из-за какой-то дурацкой причины опять сильно припозднился; но вот наконец, наконец-то я один, и времени у меня предостаточно, потому что теперь мне никто не мешает… Я просидел в конторе почти два часа и телеграфом посылал любовные письма французским девушкам в городок, где мы были прошлый раз; солдаты настолько простодушные, что я просто не мог отказаться выполнить их желание; […] часто мне становится не по себе от дикой и страшной тоски, стоит только задуматься над тем, почему я должен сидеть здесь и делать то, что противно моей природе, в то время как дома меня ждет большая, необычайной важности работа, которую я всей душой жажду и которая от такого жалкого прозябания вообще может пропасть…
Часто я молю Господа, чтобы Он сподобил меня участвовать в настоящей битве, как то подобает солдату, я верю, это будет очищением, но я знаю также, что не это главное; Фердинанд Эбнер участвовал в войне, не нося мундира, однако сказал о ней великие, величайшие слова; но в конце концов я не так — о, Господи, далеко не так — велик, как он, и, быть может, для меня это очищение стало бы огненным чистилищем или битвой за Рай; единственное, что я по-настоящему испытал на войне, — это несколько налетов на наш бункер тогда на побережье да два-три дня пальбы по нашим позициям тяжелой английской артиллерии; в конечном счете любой ребенок, живя дома, больше узнал о войне, чем я.
Я, правда, не печалюсь об этом, я — солдат и должен находиться там, куда меня определил Бог; но все-таки странно, не так ли, что меня перевели из прежней дивизии, которую, видимо, направят на Восток; ах, я бы охотно смирился с возможностью или необходимостью отправиться следующей весной в Россию, если бы снова оказался в прежней части и тогда смог бы поехать в отпуск, но я должен подчиниться воле Господа, который наверняка вызволил меня оттуда: «Но и волос с головы вашей не пропадет».
Да, повсюду война, война, война; все пустынно и безрадостно, люди печальные, усталые и голодные и неприветливые; побережье безлюдно, морская гладь без судов, несколько рыбацких лодок, выходящих иногда в море, в счет не идут. Руины городских ворот и стен мрачно торчат среди новых домов, возносится ввысь церковь, такая же древняя, как и крепость; испорченные дождем таблички, серые и потускневшие, возвещают о том, что Жанна д’Арк штурмом взяла этот город и освободила его; да, ничего радующего сердце здесь нет, многие, очень многие дома, почитай, большинство, нежилые, иные совершенно разрушены, сожжены и разграблены воровским отродьем, это сразу бросается в глаза, их словно обглодали алчные крысы…
Вышли все-таки, пожалуйста, свидетельство об увечье, полученном во время налета авиации!
[…]
Свободное копирование
