————————
Через два-три года после этого, когда мне было уже восемнадцать лет и мы жили в Москве, я увлекся знакомой барышней, Софьей Николаевной Философовой, и почти каждую субботу ходил в гости к ее родителям.
Отец видел это и молчал.
Как-то раз он собрался идти гулять, и я попросил позволения пойти вместе с ним.
Так как в Москве я гулял с ним очень редко, он понял, что я хочу с ним говорить о чем-нибудь серьезно, и, пройдя немного молча и, очевидно, чувствуя, что я робею и не решаюсь заговорить первый, он как бы невзначай спросил меня:
— Что это ты часто ходишь к Философовым?
Я ответил, что мне очень нравится старшая дочь.
— Что же ты, жениться хочешь?
— Да.
— А хорошая она? Ну, смотри, не ошибись — и ее не обмани, — сказал он как-то особенно мягко и задумчиво.
Я сейчас же отстал от отца и, счастливый, побежал по Арбату домой.
Мне было приятно, что я сказал ему правду, и его теплое, осторожное отношение укрепило мое чувство к отцу, которому я был бесконечно благодарен за его сердечность, и к ней, которую я с этого момента полюбил еще больше и еще тверже решил не обмануть.
Деликатность отца в отношении с нами доходила до застенчивости.
Были вопросы, которые он не решался затрагивать, боясь этим сделать больно.
Я не забуду того, как один раз в Москве он сидел и писал в моей комнате за моим столом, а я невзначай забежал туда для того, чтобы переодеться.
Моя кровать стояла за ширмами, и оттуда я не мог видеть отца.
Услыхав мои шаги, он, не оборачиваясь, спросил:
— Илья, это ты?
— Я.
— Ты один? Затвори дверь. Теперь нас никто не услышит, и мы не видим друг друга, так что нам не будет стыдно. Скажи мне, ты когда-нибудь имел дело с женщинами?
Когда я ему сказал, что нет, я вдруг услыхал, как он начал всхлипывать и рыдать, как маленький ребенок.
Я тоже разревелся, и мы оба долго плакали хорошими слезами, разделенные ширмами, и нам не было стыдно и было так хорошо, что я эту минуту считаю одной из самых счастливых во всей моей жизни.
Никакие доводы, никакие рассуждения не могли бы дать мне того, что я пережил тогда.
Такие слезы шестидесятилетнего отца не забываются даже в минуты самых сильных искушений.
Свободное копирование
