В конце июня, не понимая, почему так долго не отвечают из Австралии, я начал бомбардировать свою ведущую в Джойнте ежедневными звонками. Она отвечала, что тоже удивлена, и послала запрос, но ответ пока не получила.
В начале июля, на мой очередной звонок она ответила, что подтверждение пришло, но одновременно пришло разрешение на Америку, и мы должны ехать туда. Когда я сообщил эту новость Марине, с ней была истерика, как при отказе на Америку, и она заявила, что поедет только в Австралию, a в Америку - через её труп. Однако ведущая в Джойнте объяснила, что в случае, если у нас есть разрешение на Америку и мы отказываемся туда ехать - Австралия не считает нас беженцами, так что вариантов нет, мы должны ехать в Америку. Марина никак не могла с этим смириться, она заявляла, что её родителям в Австралии будет легче, и мы обязаны ехать туда. Аргументы о том, что о моих родителях тоже забывать нельзя, не помогали, она как будто их не слышала. Паола, узнав о наших делах и приехав, была поражена и пыталась втолковать Марине, что в первую очередь ей следует думать о непосредственной семье - муже и ребёнке. Но и это не действовало. Только после моих слов, что, в конце концов, можно заработать деньги в Штатах и, если захотим, переехать в Австралию, истерика пошла на убыль.
Только через несколько месяцев, в Нью-Йорке, я понял причину этого неадекватного поведения моей жены. Получив телефонный счёт на огромную сумму, я увидел, что львиную долю в нём занимали разговоры с Австралией в те часы, когда я не был дома. Сопоставив с этим несколько эпизодов, которым я не придал значения в Ладисполи, я спросил Марину напрямую, и она призналась, что у неё был роман с нашим соседом, великим бабником Лёвой. Причём ему удалось убедить её, что, когда она приедет в Австралию, он разведётся с Эллой и женится на ней. Мне было ясно, как божий день, что Лёва никогда не разойдётся с женой, позволяющей ему бегать налево, но Марина ему поверила. Вспомнив, как она убеждала меня переписаться на Австралию и понимая теперь, что двигало ею - я осознал, что никогда не смогу простить такой удар в спину и жить с ней не буду. Слабые надежды на то, что наши отношения, основательно треснувшие во время отказа, удастся восстановить - исчезли. Таким образом, отказ не только украл 9 лет нашей жизни, но и разрушил семью.
А пока, за всеми истериками и уговорами, я пропустил день, когда должен был ехать в Рим для оформления документов. Примчавшись туда на два дня позже, я очень волновался, и, как только дверь римского ХИАСа открылась, стал на своём несовершенном английском сбивчиво объяснять, что жене было плохо, и поэтому я не смог приехать вовремя. Высокая блондинка, открывшая дверь, не дослушав мою тираду, вдруг воскликнула: "А-хре-неть!" Я понял, что дальше можно объясняться по-русски.
Блондинка и американка, очень чисто говорившая по-русски, оформили наши документы за пару часов. Они также показали мне письма из еврейских общин двух штатов, подтверждающих, что я был отказником и подвергался репрессиям в Союзе. Как выяснилось позже, моя сестра Нина, гуляя с детьми в Бруклине, познакомилась с четой Майзель из Горького, бывших отказников, приехавших в США в 1987 году, у которых дочка была Олиной ровесницей. На моё счастье, Борис Майзель подрабатывал переводчиком в Студенческом Обществе в Защиту Советского Еврейства. Услышав, что отказников с 9-летним стажем не пускают в Америку, он сильно возмутился, взял у Нины мои данные, и вскоре активисты общества нашли документы, подтверждающие, что Марина и я действительно были в отказе с 1980 года, были уволены с работы и т.д. Как только письма с подтверждением этих фактов пришли в консулат - нам моментально дали разрешение на въезд в США.
Самолёт улетал через несколько дней, но сборы были недолгими. Квартиру, а также покровительство Паолы мы передали симпатичной, интеллигентной семье Фишкис из Одессы, у которой был отказ на Америку.