31 мая 1979 года, после полудня, в новом центре им. Помпиду коммунисты Парижа и антикоммунисты Москвы, дипломаты и советники, ренегаты и разведчики, Костакис и Халтурин глушили шампанское за здоровье франко-советской дружбы, а пара крестоносцев чести и мести сквозь сидячий лагерь клошаров и туристов, оседлавших популярную площадь Бобур, пронесла супрематический гроб с издевательским протестом. Членами похоронной процессии были россияне Сергей Есаян и Игорь Шелковский. Вечером русских героев показали по телевизору.
Скромные плевки в спину официального «Бобура» подготовил и «Монжерон», показав последние достижения «инофишл арт», частично осевшего в Париже.
В одну из дыр с дешевым вернисажем пришел могильщик «Бобура» Игорь Шелковский и показал журнал с разноцветной обложкой.
Вокруг сгрудились знатоки русской речи.
— Гм! — ткнул сигаретой Саша Глезер в репродукцию Эрика Булатова с надписью «Опасно». — Обложка красиво выглядит, но представляет одно направление!
Могильщик Шелковский поскоблил бороду.
— Я бы его расширил, но такие вопросы решает Москва.
— Ну если такие вопросы решает Москва, — вдруг разразился гневом Оскар Рабин, — то нам здесь делать нечего!
Предательский удар Москвы пришелся в сердце «Монжерона». Нашего долголетнего подпольного вожака Оскара Яковлевича Рабина безжалостно разжаловали в рядовые солдаты. Корону «Солженицына живописи» водрузили на москвича Эрика Булатова. Подпольное московское «политбюро» произвело грубые перестановки в проверенной годами табели о рангах. Заслуженных подпольщиков Калинина, Калугина, Немухина, Плавинского, Зверева вымарали из искусства, заменив какими-то Косолаповым, Соковым, Гороховским и прочими «Мухоморами».
На призыв провокатора Шелковского купить новый журнал толпа «носорогов» глухо зарычала.
Все попросту, по-обывательски задавались дурацким вопросом: кто дал деньги скромному труженику скульптуры: Рокфеллер? Ротшильд? Родина? Ведь десять тысяч долларов не валяются на улице?
Десять лет спустя, в эпоху гласности (Р. М. 05.12.88), Игорь Шелковский, приукрашивая биографию, просвещал профанов:
«Идея журнала о неофициальном искусстве, издаваемого на Западе, зародилась, как это ни парадоксально, в недрах КГБ».
И партийное задание:
«Построить еще одну потемкинскую деревню», «отделить художников от Глезера», «попытаться нажиться на искусстве».
Очередную программу московского начальства финансировал «швейцарский бизнесмен», имя храброго спонсора, естественно, «разглашению не подлежит», но за бездарным псевдонимом «Алексей Алексеев» спрятался от читателей ювелирщик Алик Сидоров, собиравший с достойных и наивных публицистов Гройса, Пацюкова и других, выступавших с открытым забралом, бесплатные материалы.
Оккультное московское руководство и его толкачи в Москве и в Париже приложили немало усилий, чтобы замолчать «Монжерон», группу Шемякина и движение «кинетистов» Нуссберга. В беспощадной, мистической войне с Шемякиным галерейщица Дина Верни, возбужденная потерей «франка чести», в журнале «А-Я» нашла верного союзника, если не «обосрать Мишку в печати», то не замечать его существования. Вскорости она наложила лапу на журнал, подкармливая издателей, макетчиков, переводчиков.
«Феномен Шелковского» не на шутку взволновал «кинетистов».
Лишь казалось, что попутный ветер дует в паруса Льва Нуссберга. Попытка его пролезть в управление журналом провалилась. Он получал отличную информацию от персональных разведчиков, работавших под видом переводчиков, сблизился с Диной Верни, но на дороге к полному контролю издания стояли твердокаменные ненавистники из Москвы.
Московские поджигатели войны категорически запретили, и за денежные вклады включительно, пропаганду творчества Нуссберга и его группы. Смущенный Шелковский, ответственный за парижский фронт, глупо разводил руками, когда Нуссберг совал деньги, такие желанные, за публикацию великолепных супрематических рисунков Ильи Григорьевича Чашника, умершего в 1929 году.
Лев Нуссберг совершил ряд непростительных просчетов.
В кружке русских парижан, куда он, как вихрь, ворвался в 1976 году, ничего не светило, кроме чудовищной нищеты, убожества и склок. Судьба преподнесла ему чудный подарок в виде «Берлинского фонда», но и здесь утомленный беготней творец раздробил остатки своей школы, расстался с исполнительным Пашкой Бурдуковым и запорол немецкий заказ. Здоровяк в сибирской шубе нараспашку не смог убедить спесивый Запад и покатился в быт.
Из Америки, куда он подался с молодой семьей, пришла восторженная открытка: «Готовлюсь к новым боям за переворот в современном „арт“!»
Психическое расстройство русской культуры было налицо!
На сей раз «швейцарский коммерсант» не промахнулся.
«Модернистская продукция, не представляющая ни эстетической, ни коммерческой стоимости», как цинически выражались советские культуртрегеры, тронула кошельки «зарубежного потребителя».
Невероятно, но факт!
«Мухоморов» Москвы заметили шведы, немцы, швейцарцы, французы.
Михаил Шемякин, потерявший корону «Солженицына графики», но сохранивший титул «князя Кабардино-Черкессии», попал в западню фининспекции. Часть семьи отправилась в Грецию, часть застряла в Париже, а сам герой, прихватив собаку и стол, улетел за океан, в Нью-Йорк.
К началу 1980 года задолженность квартирантов «Монжерона», Боковых, Титовых, Глезеров достигла внушительных размеров. Семейных, плохо обеспеченных людей ждала насильственная выгонка. «Директору музея» Саше Глезеру дали дельный совет — смываться в Америку, где еще водились идиоты с бесплатным телефоном.
Вояки, истощенные затяжным конфликтом, разбегались по сторонам, оставляя после себя кучу навоза и мифологию.
На последнем параде «Монжерона», 12 марта 1980 года, в рамках программы «пятницы на Санлисской мельнице» пламенно выступил Глезер, до слез тронув публику. Георгий Дионисович Костакис, осветивший парижан своим вниманием, под гавайскую гитару спел русскую народную песню. Сатанисты Лимонов, Боков, Крон завыли по-украински. Литовец Адам Самогит сплясал гопака. Словно в насмешку, художник Юрий Жарких, бывший моторист из Кронштадта, развернул старую простыню в подозрительных пятнах под названием «Манифест Изгнанников». Страдавшая дикой тоской по родине Валя Шапиро залпом выпила стакан водки и упала под стол. Издатель Шелковский втихаря торговал вторым номером «А-Я».
Новые выдвиженцы Москвы тихой сапой брали города и континенты.
Эпоха крутых перемен!
Генералы русской литературы затеяли грязную полемику о «немецком золоте Ленина» и «носорогах западной культуры»!
Такие мелочи, как война в Ливане, революция в Иране, нашествие Красной Армии в Афганистане, нас совершенно не волновали.
Меценат «де Богданофф» брал исторический реванш. Он призывал опомниться, собраться за круглым столом и заплатить членские взносы.
Хорош гусь!
Русских профанов повезли в Швейцарию, в деревню Обон, где всех ждал козлобородый коммерсант Марк Шантр. На тощий желудок нам прочитали лекцию «Экуменическая поэзия патриарха коптов Шенуды III». Старик Гриша Мишонц, когда-то друживший с Шагалом «на ты», задремал, приложив ладошку к уху. Произведения парижских модернистов сияли под яркими лампами. Голодные «формалисты» Вова Бугрин, Гарик Файф и я с нетерпением ждали, когда супруга козлобородого философа откроет буфет с водкой и пирожками.
Ни одной покупки! Рюмка водки и пирожок!
Сукин сын мосье Шантр надул всех фаталистов Парижа и прогнал на холод за наш счет.
Известные сплетники русского зарубежья летописец Петров, самозванец Игорь Глиер — не путать с пианистом Рейнгольдом Морицевичем! — и всемогущая Аида Хмелева, переместившая свой «салон» из Москвы в Париж, разносили слухи о финансовом банкротстве «Союза русских художников», о происках «жидомасонов» с «де Богданофф» во главе, что походило на правду.
Остатки разрозненных банд добил Жан-Клод Маркаде.
Этот единственный «друг России», крещеный в православие под кличкой «Ванечка», знал русскую душу «от и до». Долголетний наемник Дины Верни, пропагандист Шемякина и союзник Нуссберга возобновил опостылевшие «квартирные выставки».
На призыв проклятого декадента откликнулись одинокие, брошенные всем миром карьеристы братья Лягачевы, Эдуард Зеленин, Алексей Хвост, Катя Зубченко, закарпатский мастер Сашка Аккерман. Французский эрудит готовил отличную жратву с красным вином и всех хвалил. Пусть человечество знает, что у него есть ученый заступник в городе Париже.
Крупный капитал на «квартирные выставки» не заходил, а мелкий боялся.
Нам сообщили, что на мадридском фронте пал смертью храбрых писатель Андрей Амальрик. Начинающего водителя раздавил гангстер грузовиком. Соратники гибли во цвете лет. Сиротела Россия.
Бездарный разброд 1980 года закончился чудовищным преступлением на швейцарской даче «Эсмеральда». Вооруженные бандиты проникли в дом, где любила отдыхать вдова художника Кандинского, престарелая Нина Андреевна. Злодеи убили старуху и забрали шкатулку с драгоценностями. Четыре картины великого мужа, висевшие на стене, убийцы не тронули.
Призрак вечного мира витал над землей!
Ни круглых столов, ни «форумов», ни «пятниц на Санлисской мельнице»!
Вторая, бездарная война закончилась позорным миром. Долгожданный мир спустился на Париж, и всем стало не по себе.
Свободное копирование
