5. Фаршированный карп
В Москве Рут Малец мне сказала:
— Спасай Юльку Лубман! К ней подселяют алкаша!
В качестве спасителя человечества я себя никак не видел, но раз Рут решила, что я способен на такой подвиг, надо было соблюдать предписание.
После музыкального вечера у Мальцов, я проводил Юльку домой и наелся у нее фаршированного карпа в томатном маринаде. Мне разрешили переночевать, а утром 25 октября 1965 года мы пошли в ЗАГС оформлять бракосочетание, и нас расписали в присутствии Мальцов, Фрадкиных и Новицких. Таким образом, я спас Юльку от алкаша и вызвал дикий гнев кормящей матери. Свою месть и ревность она возмещала исторически проверенным способом — измена и разгул при первом удобном случае. Древний метод на мне не срабатывал. Я оказался плохой мавр Отелло. О ее похождениях в Москве доходили лишь слухи, а появляясь в Тарусе, где я зимовал, она убегала к Мике, к Снегуру, к Эдику и возвращалась растрепанная как дворовая метла, с пустыми, осоловевшим и глазами.
Мой напарник Снегур достал сразу две книги о войне. Куча иллюстраций и пара цветных обложек.
При встрече Елена Михална Голышева спрашивала:
— Работа есть?
Отвечаю:
— Навалом!
— Главное, это работа! — повторяла она.
Снегур и я записались в тарусскую автошколу. Полили холодные дожди, и грязь держалась до заморозков. Мы рисовали и разбирали мотор тяжелого грузовика. Под руководством инструктора возили картошку с грязных полей под дырявую крышу. Четыре месяца мне платили стипендию и выдали странное «Свидетельство», где значилось: «Автомобиль (устройство, техническое обслуживание и ремонт) — „удовл“. Правила движения автомобильного транспорта — „зачет“, Вождение автомобиля — „зачет“. Присвоена квалификация шофера 3-го класса и выдано удостоверение шофера-профессионала № 746247 Госавтоинспекцией. Подпись. Документом на право управления автомобилем не служит».
Люди учились четыре часа и получали права на право вождения, а мне, после четырех месяцев изучения, выдали «корки» без права!
Со Снегуром мы работали два года. Когда мы с ним познакомились (1963), он совершенно меня очаровал, живо описывая занятия в студии Белютина. «Представляешь, сидит пестрый, бабий курятник, а над ним возвышается роскошный петух — Белютин!»
Наш бесконечный треп об искусстве, литературе, политике, гульбища по ресторанам продолжались и в Тарусе, куда он приехал поближе ко мне и подселился в доме с чудным видом на заокские дали.
Он не только рисовал для издательств, но и красил в «экспрессивной манере» под диктовку Э. М. Белютина этакое среднеарифметическое месиво, где невозможно определить прямое заимствование и еще труднее уловить самобытность автора.
Незаконченная картина постоянно стояла на мольберте. Такое украшение нравилось девицам. К нему приходила натурщица, наголо стриженная девушка из швейной фабрики. Говорили, что ее заели вши и пришлось срезать пышную гриву.