***
Полёт над морями и горами Центральной Америки был впечатляющим. Густые тропические заросли поражали своей первородностью. Ни лесозаготовок, ни дымящих труб заводов и фабрик!
В аэропорту Сан-Хосе выстроилась небольшая очередь за получением багажа. Я отошёл в сторону и решил подождать, пока эта очередь уменьшится и можно будет взять свои вещи с конвейера без толчеи. Адрес, куда ехать, я знал. Вдруг ко мне подходит мальчик лет десяти, здоровается и говорит:
- Вас ждёт вон та дама. – при этом показывает на Джойс, растворённую в толпе встречающих. Та, поймав мой взгляд, приветственно машет рукой.
Я отвечаю ей тем же.
Наконец мой багаж в руках, я выхожу из терминала, и мы с Джойс наконец-то встречаемся. Неожиданно возникает проблема: как быть с женщиной, к которой изначально летел как к коллеге, другу, но после пройденных этапов и по её виду становится понятно, что она ждёт несколько иных отношений. С трудом удалось ограничиться рукопожатием и поцелуем в щёку.
Мы приехали в её апартаменты. За лёгким ужином, за разговорами незаметно пролетел вечер. Наступало щекотливое время. Тем более, что меня уже явно клонило ко сну.
- Джойс, где я буду спать ? – спросил я её.
Она кокетливо улыбнулась и повела меня в спальню. Там она показала рукой на огромную кровать посреди комнаты:
- Здесь, вместе со мной!
Наступил момент истины, как сказал бы Караулов...
***
Из всех мест в Сан-Хосе, где можно было приложить свои способности художника, годилась только Площадь культуры. Там, как на Арбате, работали несколько местных специалистов по портрету. Кроме них ещё двое - трое приходили с готовыми пейзажами на местные темы. На них в разных вариантах представлены были туристические побережья, горы, тропические леса и местная достопримечательность – птица тукан.
Я обошёл художников, поздоровался, представился и занял свободное место. Каких-то негативных реакций со стороны коллег не последовало. Я разложил этюдник, рекламу, стулья и приготовился к рисованию. Но туристов ещё не было. А солнце набирало обороты. Уже в одиннадцатом часу оно пекло как сквозь увеличительное стекло. Я попытался представить, что будет между обедом и вечером!
Но совершенно внезапно в атмосфере добавилась иная температура. Ко мне подошли два индейца местного разлива. Их и без того тёмные лица были мерзко мрачны. Оба шумно дышали. Один из них толкнул меня в плечо:
- Ты что здесь делаешь? –заорал он по-английски.
Пока я прикидывал, как переводится посыл в нужном направлении, второй фактически ударил меня в другое плечо и разошёлся на испанском. Понимать слова в данном случае было не обязательно. Одной его интонации хватило для меня, чтобы принять безошибочное решение. Тем более, что их пальцы начали быстро сворачиваться в кулаки. Где-то внутри щёлкнуло, и через доли секунды тот, что ударил первым, летел на мостовую. Следом – второй.
Люди рядом с удивлением глядели на происходящее. Оба хама немного поползали, потом поднялись и стали молча удаляться, оглядываясь и сверкая на меня бельмами, как бы говоря, что мы ещё встретимся. За них никто не вступился. Зато ко мне подошёл точно такой же индеец и представился:
- Аварка.
Аварка был одним из местных художников – портретистов. С ним у нас завязалась настоящая дружба, как это принято у настоящих коллег. Техника рисунка моего нового друга изяществом не отличалась. Но рука его была тверда. Я решил подарить ему технику «сухая кисть», которой славился Арбат. Аварка ведь никогда не станет конкурентом моим московским друзьям – портретистам! Нужно отдать должное, с какой готовностью, с какой страстью этот парень постигал науку рисунка кистью с масляной краской «Тиоиндиго» - по специальной бумаге!
Взамен Аварка старательно выправлял моё английское произношение по отдельным словам, первым из которых было: «портрет».
- Потшет, потшет! – твердил он, кривясь от моего искажённого повтора.
В конце концов дело пошло на лад, и мой английский стал шлифоваться всё красивее и красивее. Так сказал Аварка. А ему не верить нельзя!
Свободное копирование
