* * *
Есть площади, похожие на залы.
Есть площади, похожие на будуары.
Таковы крошечные площади в маленьких городах Сицилии.
Крест-накрест над ними протянута проволока.
И в центре висит хрустальная люстра.
Я знаю эти площади только по рассказам.
{288} Сам я там не бывал.
Сейчас эти площади, конечно, разрушены бомбежкой, но сходство их с залами не пропало. Может быть, даже еще увеличилось.
Ведь залы также разрушены. А отсутствие потолка делает их еще более похожими на площади.
Но я бывал на улицах, которые не похожи на улицы.
Такова rue de Lappe в Париже.
Она так узка, так черна и так зажата с боков маленькими, но более чем сомнительными бистро, что кажется водосточной канавой. Вот‑вот, того гляди вас смоет поток мутной и грязной воды, которая должна промчаться по этим скользким камням.
Скорее схватимся за ручку двери «Бала трех колонн» и скроемся в нем под звуки трех его аккордеонов.
Улички Уайтчепеля кажутся сплошным прилавком.
И раз вступив в их водоворот, начинаешь казаться себе уже не покупателем, а послушным товаром — чем-то вроде галстука, завязанного бантиком, или целлулоидного воротника, которые друг другу перебрасывают из рук в руки продавцы.
Rue de l’Odйon в весенний вечер тоже не похожа на улицу.
Слишком узкая для нормальной улицы, она кажется широким коридором семейного пансиона.
А двери магазинов — дверями отдельных меблированных комнат.
Один конец улицы должен упираться в салон. Другой — в кухню.
Эту иллюзию создает тишина.
Полное отсутствие такси и экипажей.
Даже пешеходов.
Но больше всего, вероятно, фигуры двух женщин.
Каждая стоит в прямоугольнике своей двери, наискосок друг от друга.
И, почти не повышая голоса, говорят так, как разговаривают люди, на минутку выглянувшие из своих комнат в общий коридор.
Одна из них — седая.
В голубоватом костюме мужского покроя с короткой юбкой.
Над ней — вывеска.
Как ни странно, наличие вывески не разбивает иллюзии интерьера.
Может быть, потому, что так неожиданно само ее начертание:
«Шекспир и Ко» («Shakespeare and Co»).
{289} Другая женщина — в мягком, сером. Юбка до полу.
Это — Адриенна Моннье.
Первая женщина — Сильвия Бийч.
Мадемуазель Моннье продает книги французские.
На крохотном прилавке поэт Жан-Поль Фарг[i] надписывает мне книгу своих стихов.
Я никогда прежде не слышал о нем.
Он никогда, конечно, не слышал обо мне.
Это не мешает ему, вероятно, в сотый раз, небрежно и вдохновенно надписать на титульном листе томика своих стихов: «A Eisenstein poиte Jean Paul Fargue poиte. Paris. 1930».
Пятнадцать лет спустя в английском издании журнала «Verve» (№ 5 – 6) я нахожу строчки Адриенны Моннье о Жане-Поле Фарге[ii]:
«Fargue… Each of his defenseless hands forms little marionettes».
Пока что эти руки не образуют маленьких марионеток.
Пока что они порхают над прилавком, выбирая томик собственных стихов.
Сильвия Бийч продает книги английские.
Больше того, издает их.
И больше всего, это она издала «Улисса» Джемса Джойса.
Издательство «Шекспир и компания» — такой же киот творений Джойса, как крошечный магазинчик на набережной — сокровищница изданий Верлена.
Там верлениана и любая разновидность Верлена, вплоть до запрещенных «Hombres», которые продаются там из-под полы… совершенно открыто.
Здесь — джойсиана.
И творения Джойса…
Я очень любил эту тихую улицу.
Я очень любил эту скромную, тихую книжную лавочку и седую Сильвию Бийч.
Я захаживаю к ней.
Сиживаю в задней комнатке.
И долго разглядываю стенки, увешанные бесчисленными выцветшими фотографиями.
{290} Своеобразный литературный пантеон.
Кого-кого из писателей только не знавала Сильвия!
Кроме усатого Фрэнка Хэрриса особенно хорошо представлен Оскар Уайльд в бесчисленных видах.
Особенно в том диком костюме, в котором он удивлял Америку: бархатная куртка, мягкий берет, брюки до колен, чулки.
Кто идет?
Кто идет?
Кто идет?
Он идет!
Он идет!
Он идет!
Оскар Уайльд!
Оскар Уайльд!
Оскар Уайльд!
Великий эстет!
Великий эстет!
Великий эстет!
Так в манере Барнума афишировался въезд великого эстета в Нью-Йорк.
Я очень хорошо помню эту рекламную формулу.
В 1920 году я использовал ее для моей первой театральной постановки — для «Мексиканца» (совместно с покойным Валентином Смышляевым).
Эти же строчки, сменив имя Оскара Уайльда на имя Денни Уорда, а «великого эстета» на «великого боксера», выкрикивали в интермедии «сандвичи», рекламирующие великого боксера Денни Уорда.
[i] Речь идет о Леоне-Поле Фарге.
[ii] Цитата взята из статьи «В стране лиц», напечатанной в журнале «Verve» (1939, № 5 – 6). К Э. номер попал лишь 22 апреля 1946 г.
Свободное копирование
