Единственное, что пока нахожу (нашел раньше, когда впервые прочел «Moby») — это полстранички у Mrs. Rourke в «American humour» (до войны).
Затем читаю в «Литературной газете» (1944), что наследница Мелвилла послала в Москву ряд его произведений в старых изданиях.
В это же время читаю у [Rиgis Messac] («Le “Detective novel” et {282} l’influence de la pensиe scientifique») о «Confidence man» Мелвилла.
Ищу его в Библиотеке иностранной литературы. Там есть что угодно, кроме «Confidence man».
Но зато [есть] и большое количество книг о Мелвилле.
Среди них… «Studies in classic american literature» Лоуренса.
Терпеть не могу читать в библиотеках.
Особенно в холоде и грязи декабря месяца 1944 года, в нетопленной Библиотеке инолитературы в переулке на Пречистенке.
Все же одолеваю главы о Мелвилле и остаюсь bouche bйe.
Так это замечательно, и в линии тем моего Grundproblem Melville vu par Lawrence — совершенно изумителен.
Через Hellmann получаю томик в собственность.
Потом от Джея приходят «American Renaissance» Матиссена и «Herman Melville» Sedgwick (я уже в больнице, в начале 1946 года).
Revival бешеного увлечения Лоуренсом.
Декабрь 1943 года, когда после break-down’а после девяноста ночных съемок «Ивана» в Алма-Ате[i], я отдыхаю в горах; один в маленьком домике в яблоневом саду при закрытом на зиму санатории ЦК Казахстана.
В солнце и снегах зачитываюсь сборником «Collected tales» и т. д.
Меня интересует «звериный эпос» сквозь его новеллы.
Я занят вопросом «звериного эпоса» в связи с… Disney’ем.
Disney как пример искусства абсолютного воздействия — абсолютного appeal для всех и всякого, а следовательно, особенно полная Fundgrube самых базисных средств воздействия.
{283} «Tales» — поразительны по обилию подспудно действующего и по чисто литературному блеску.
Любопытно, что «Aaron’s rod» так же удивительно плохо, как и «Sons and lovers», да, пожалуй, и «Plumed serpent», которого невозможно одолеть! Хотя это my «beloved Mexico» — а может быть, именно потому knowing Mexico?!
* * *
Второй случай — хотя по времени первый: Всеволод Эмильевич.
В 1915 году меня упорно хотят приобщить к «Любви к трем апельсинам».
Узнав, что меня натравил на театр Комиссаржевский своей «Турандот» у Незлобина (а не пакостно-паточная «Турандот» у Вахтангова) того же Гоцци,
старается Мумик (Владимир) Вейдле-младший.
В доме на Каменноостровском, где много лет потом живет Козинцев.
Безрезультатно. Смутно помню обложку Головина.
Ту самую, оригинал которой сейчас — драгоценнейшее из воспоминаний о мастере — находится у меня дома!
[i] Большинство интерьерных кадров «Ивана Грозного» снималось ночью, так как в 1943 – 1944 гг. электроэнергия днем шла на нужды военных заводов и предприятий Алма-Аты. В результате перенапряжения Э. серьезно заболел — это был первый сердечный приступ, приведший через два года к инфаркту миокарда.