Армия в Союзе формировалась по экстерриториальному принципу, служили порой очень далеко от родного дома. Я попал в Закавказский военный округ – ЗакВО. Полгода учился на механика-водителя средних танков в учебном подразделении на окраине Тбилиси, полтора года отдал линейной части в азербайджанском Кировабаде. В казармах звучала грузинская, молдавская, армянская, азербайджанская, русская, украинская речь. «Коктейль» из призывников разных республик, - один из факторов, прочно цементировавших дружбу народов, реальное, на мой взгляд, достижение советского строя.
Мне, романтичному, не знавшему жизни городскому мальчишке, армия дала колоссальный разносторонний опыт, оценил который в полной мере, конечно же, значительно позже. А тогда, особенно поначалу, служба давалась тяжело физически и - в большей мере - морально. Первое, что напрягало не только меня, - режим и строгая дисциплина. Подъем в шесть утра, зарядка, учебные занятия, строевая подготовка на раскаленном от солнца плацу, отбой в десять вечера, минимум свободного времени – так никто из нас не жил на гражданке. Недосыпания, большие физические нагрузки (одни кроссы в противогазах на 5-6 км чего стоили), частые наряды (кухня, караульная служба, стояние дневальным «на тумбочке») выматывали непривычные к армейскому ритму юные организмы. У некоторых по телу пошли «долгоиграющие» гниющие язвочки, так, якобы, проявлялась резкая смена климата. Меня телесные болячки не тронули, физические нагрузки особо не изнуряли, зато психологическая ломка была сильнейшая – слишком разительно новая жизнь, уставная и ограниченная, отличалась от безалаберной прежней. Главный армейский принцип – приказы не обсуждаются, входил в сознание тяжело. Беспрекословное подчинение командирам воспринималось как унижение. Офицеры казались все солдафонами, сержанты – служаками, сослуживцы-ровесники – недалекими. Вместе с тем быстро понял: в конкретной жизненной ситуации иной необразованный сельский парень во стократ полезней меня. Что толку от прочитанных на диване книг, если не владеешь лопатой или электросваркой?
Был, однако, и положительный, вдохновляющий меня фактор – ощущение причастности к общему и важному делу, именуемому защитой Отечества. Когда наша учебная рота шла строевым шагом по плацу, выдавая в сто двадцать глоток чуть переделанную песню из знаменитого фильма «Неуловимые мстители»:
«Если снова над миром грянет гром,
Небо вспыхнет огнем,
Вы танкистам шепните –
Мы на помощь придем»,
я наполнялся гордостью оттого, что являюсь одним из тех, кто сможет защитить страну от войны. Мы ведь все поголовно любили свою советскую родину и готовы были не понарошку за неё умереть.
Новые впечатления, важные для себя открытия нужно было разделить с кем-то и сохранить. И я писал ночами, в ущерб и без того короткому сну, пространные письма, - друзьям, брату, родителям. Каждому полагалась своя порция информации, не все сообщаемое, например другу, можно было доверить родителям. Понадобилось уехать за тысячи километров от Запорожья, пережить не легкий внутренний сдвиг, чтобы понять, что значат для меня мама, отец. Только в письмах из армии по-настоящему открылся родителям и их открыл для себя. Приходившие из дома полные любви и советов письма перечитывал и хранил, забыв, что еще недавно воспринимал подобные разговоры как нудные поучения, вообще избегал серьезных бесед с «предками». В поздравительной открытке к 8 марта написал маме такие слова:
«Цветы, магазины, все в этот день,
Все - тебя ради.
И лишь моя исхудалая тень
Где-то в Кировабаде.
Что пожелать? Желаю много,
А что, выбирай сама.
У твоего порога
Все мои закрома».
Прочитав их, мама расплакалась и простила своего непутевого сына окончательно. Особенно растрогала маму «исхудалая тень», об этом она мне сама рассказывала.
Служба в армии во многом изменила меня. Научила сдержанности, взвешенности в принятии серьезных решений. Приучила к самоанализу, к мысли, что поступки других важно тоже понимать и анализировать. Проще говоря, юноша повзрослел. Процитирую себя раннего:
«И вовсе не пропажа это,
Не жаль минувших этих лет.
Нет больше мальчика-поэта,
А есть мужчина и поэт».
Все этапы армейских настроений-переживаний зафиксированы в многочисленных тогдашних стихотворных набросках. Самый обобщающий, пожалуй, вот этот:
«Иная россыпь дней меня качала,
Иные ветры мяли волоса.
Душа металась в поисках причала,
Душа стонала, и душа кричала,
Кричала на все сразу голоса.
Я – растерялся. Я привык к иному.
Я привык к смеху громкому, простому.
Я привык к лицам, жарким от восторга,
К приятным ласкам теплого вина.
Меня секла казармы тишина!
Секла по нервам, и секла до боли!
Секла до плача, до тисков в висках…
А на руках моих росли мозоли,
И я не знал, что в этих бугорках
Рос я – иной! Рос человек работы!
Рассеивался розовый туман.
Я шел к себе сквозь судороги и поты
Как по пустыне долгой караван».
За два года отправил на родину полторы сотни писем, почти все (специально просил об этом) были сохранены. После армии собрал их, перечитал, и, выстроив некую сюжетную линию, сочинил повесть «Служба», которую отправил в журнал «Юность» и Литературный институт имени Горького. Оба полученных ответа были доброжелательно-отрицательными: «У вас есть способности, но... Совершенствуйтесь, ищите собственный стиль».
А еще я написал рассказ «Звезды над танком», отразивший случившуюся со мной в СА эволюцию. Герою рассказа Юрке Акимову служба поперек горла. Во время учений его танк глохнет, Юрка с двумя товарищами вынужден провести ночь в холодном танке. Эта ночь становится для него переломной, заставив многое переосмыслить. Мне понадобился год, чтобы выписать эту историю на бумаге. Я гордился собой, считая «Звезды над танком» добротной психологической прозой. Рассказ был отправлен в журнал «Советский воин», откуда вскоре пришел ответ с такими словами: «Рассказ подкупает некоторой новизной, если можно так выразиться, необычным поворотом его идейного содержания. Правдиво изложены раздумья молодого солдата о его месте в строю, его армейское возмужание. Будем предлагать к печати...». В конце согревшего душу небольшого письма стояла подпись: редактор журнала по отделу художественной литературы полковник А. Коваль-Волков.
По поводу первой литературной победы накрыл столик в кафе «Маричка», слывшем пристанищем молодой запорожской богемы. Один мой друг написал тогда на редакционном ответе польстившие мне слова – «Это путь...». Прошло почти сорок лет, а надпись даже не выцвела. Шел месяц за месяцем, а рассказ не печатали. Написал в журнал вежливое письмо, интересуясь, в чем дело. Ответ пришел в день моего рождения. Все тот же полковник А. Коваль-Волков писал совершенно противоположное тому, под чем подписался ранее: «Редколлегия оценила рассказ отрицательно. Главный его недостаток состоит в том, что характеры экипажа танка вы пытаетесь раскрыть на фоне отказа материальной части - это не характерно для художественного произведения. Кроме того, герои рассказа, вольно невольно, смотрятся несколько негативно. А ведь в традиции нашей печати - воспитывать воинов на положительных героях и примерах».
Постичь такую метаморфозу в мировоззрении редактора отдела прозы «Советского воина» собственными мозгами я не мог. Мудрый друг, написавший про «путь», разъяснил все за две минуты. Страна гудела от смелости Солженицына, издавшего за бугром свой «Архипелаг». Начинался 1974 год, официальная травля великого диссидента набирала размах. Одновременно закручивались и все идеологические гайки. Появление в такое время пусть слабенького, но все же с «отказом материальной части» рассказа, было попросту невозможно. Тем более на страницах журнала главного политуправления Советской Армии.
В моей домашней библиотеке хранился маленький нечитанный сборник поэта А. Коваля-Волкова. После этой истории прочел его и с чистой совестью выбросил в мусорное ведро. Стихи были бодренькими, фальшиво-многозначительными. Когда начал работать в газете и мне понадобился псевдоним, недолго думая взял фамилию своего танкиста Акимова. Ею подписывал много лет некоторые свои публикации.