ВЫЛЕТ
Минут через пятнадцать-двадцать на аэродром прибыл Слепнев, кинооператор и капитан Дублицкий.
Было почти светло. В серой мгле уж можно было различить темный силуэт стоящего в бухте «Литке», на котором только что погас прожектор, посветлевший самолет Эренпрейса, вещи, раскиданные чуть ли не по всему долю, и приближающиеся уже по проторенной дороге нарты Дьячкова.
Яснее выступили громады окружавших нас гор.
Мороз едал лишь немного — было до 23° ниже нуля. Северный ветер не прекращался, до зато было ясно, и день обещал быть приличным. С погодой, казалось, все обстояло благополучно.
Укладка в кабины вещей, продовольствия, оружия и почты для «Ставрополя» заняла довольно много времени. Было уже совсем светло, когда последним залез в кабину нашего самолета моторист Агеенко.
Прибывший на аэродром кинооператор старался превзойти самого себя. С тяжелым аппаратом на плече, он забегал то справа, то слева, нацеливался то на нас, то на провожающих и всячески старался угодить под работавший винт.
Слепнев удобнее уселся в пилотском кресле, застегнул, ремень и попробовал ручку штурвала.
Можно давать?
Давай!
Самолет дрогнул и медленно двинулся к старту.
Вот и конец поля. Сейчас пойдем на взлет. Повернув машину, Слепнев дает газ. Вздымая тучи снега, мы несемся к ущелью между гор. Ледяной ветер, захлестывая за козырек, проникает под неплотно надетые очки. Поправляя их руками, я успел заметить, как сбоку от нас промелькнули стоящие группой чукчи, команда «Литке» и руливший к старту самолет Галышева Ветер сильнее забил в козырек, и сиденье словно плотней прижалось к моему телу — это значит, что мы уже оторвались от земли. Стрелка альтиметра неуклонно поднимается вверх. 100, 150, 200, 300 метров. Круто наклонив машину, мы пошли на круг.
Внизу, под нами, маленькими лилипутами чернели фигурки людей, сгруппировавшихся около юнкерса и махавших нам руками. Словно уносимые течением, сбоку от нас проплыла наша база, и стоящий на якоре, как игрушечный кораблик из военно-морской игры, «Литке». Было совсем уже светло, и наш самолет покрылся румянцем от все более разгоравшейся за горами зари.
На третьем кругу мы видели, как наш второй самолет пополз по аэродрому, и когда он прошел его край, мы поняли, что он тоже поднялся. Слепнев махнул своей тяжелой меховой рукавицей в сторону гор. В последний раз выглянув из-за козырька, я посмотрел на оставшихся внизу и на уже набиравший высоту самолет Галышева, и мы взяли отмеченный нами по карте курс.
Кругом нас громоздились занесенные снегом величественные горы. Вот справа между ними уже открылся кусок открытого моря. В воздухе стало болтать. «Болтанка» была настолько сильной, что, не успев на земле пристегнуться, я, пока укреплял на груди ремень, держался чуть ли не зубами, чтобы только не вылететь из кабины.
Минут через десять после нашего взлета я обернулся, назад. Второго самолета нигде не было видно. Неужели я не ошибся?.. Я толкаю Слепнева локтем и показываю назад. Он также долго ищет глазами во всех направлениях и наконец поворачивает машину.
Галышева нет нигде. Что случилось? Неужели вынужденная посадка и сломана машина?
Вот наконец я аэродром. Внизу, распластав крылья, недвижимо стоит юнкерс, черными точками со всех сторон его окружают люди. Что-то случилось…
Как решили раньше, мы одни не могли идти к «Ставрополю» и также не могли покинуть товарищей, которым, может быть, была нужна наша помощь. Но сейчас же сесть— это было выше наших сил. Наш самолет стал набирать высоту.
Мы походили туда и сюда, дошли до мыса Чаплина, осмотрели береговые льды и только через 1 час 15 минут решили сесть.
Около самолета «СССР-182» все так же толпились люди. Капот над его мотором был откинут, и в его недрах копались Эренпрейс и Бочарников.
Мы вылезли из кабины и подошли к машине. Слепнев, стараясь говорить спокойно и как бы между прочим, спросил Галышева:
— Как, ребятки, мотор сдал?
Некоторое время все молчали. Потом Эренпрейс, круто обернувшись, отрубил.
Сгорел.
Ну что же… Будем — менять…
О моторе больше не было произнесено ни слова.
Свободное копирование
