Наш минометный огонь полностью дезорганизовал немецкую контратаку, противник понес сокрушительные потери в ходе обстрела. Фактически данный сектор больше не представлял для нас угрозы и 16-17 июня ле Мешил-Патри была занята без единого выстрела. Англичане нашли четырнадцать разбитых немецких танков и свыше двух тысяч немцев, убитых в полях и окопах. В тот момент мы еще не знали полного объема причиненных разрушений. Моей заботой было прекратить огонь своих минометов и приготовиться к отходу. Двигаясь по узким деревенским улицам, мы попали под сильный обстрел. Немецкие танки пытались обстреливать и нашу отступающую бронетехнику. «Шерманы» метались, пытаясь уйти с линии огня, мы тоже делали все, что могли для скорейшего отступления. Внезапно над моей головой раздался хлопок - 88-миллиметровый снаряд ударил в ближайшее здание. Меня сбросило с машины, и после удара о землю моя форма загорелась. Она горела, а я лежал беспомощный, парализованный ниже пояса, и смотрел вверх в поисках помощи. Мои изумленные глаза наткнулись на застывшие взгляды моих солдат, которые сидели, оглушенные взрывом. Они были слишком поражены, чтобы придти на помощь.
Еще хуже было то, что мою каску взрывом сбило назад. Повиснув на ремешке, она нанесла мне оглушающий удар по голове. Это звучит невероятно, но в голове пронеслось: «если я выживу, никогда больше не надену каску!» (Не надел). Все длилось доли секунды. Я собрался, и сумел руками сбить пламя прежде, чем получил серьезные ожоги. В это время я заметил, что еще кто-то из лежащих на земле горит, но, будучи парализованным, ничем не мог помочь и просто с ужасом смотрел как он горел и горел. Наконец, тело снова заработало, и я поднялся на ноги. Вокруг были жутко покалеченные тела убитых и раненых. Мы долго разбирали их.
Когда удалось перевести дыхание, стало ясно, что мы остановили немецкое наступление, осуществляемое элитными частями СС с целью снова отбросить нас на берег. Атака дорого нам обошлась (рота D потеряла более 100 солдат из 135), но, как позже заметил генерал Гай Саймондс, танковая дивизия немцев забуксовала. Однако, я знал, что мы могли достичь намного большего, если бы танки подчинялись пехоте, а не наоборот.
Через несколько дней меня послали с поисковой группой за нашими солдатами, пропавшими в бою 11 июня. Мы не представляли, что могло случиться с ними, а также почему этот поиск окажется незабываемым. Вскоре я все выяснил. Нацистские герои 12-й танковой дивизии "Гитлерюгенд" построили их на пшеничном поле и хладнокровно расстреляли из пулеметов. Они лежали там, где упали, среди поломанных и окровавленных стеблей пшеницы. Мои солдаты и я получили сомнительную привилегию стать первыми канадцами нашей дивизии, узнавшими как немцы планировали воевать.
Знаю, что были канадцы, выражавшие возмущение после публикации таких книг как «Шесть лет войны», где канадские солдаты утверждают, что иногда они расстреливали пленных немцев. Некоторые читатели, казалось, не способны были поверить, что это делали «наши парни». Возможно я сделаю полезный вклад в подобные дебаты, заметив, что после того дня в пшеничном поле, несколько пленных из "Гитлерюгенда" и других эсэсовских дивизий все же были взяты.
Но это в будущем. Сейчас же на месте этого зверства я мог лишь собрать солдатские медальоны - работа, которую я не забуду до конца жизни, - и явиться в расположение батальона. Ведь каждый убитый был моим другом, а их тела пролежали три дня на июньском солнце. Как только я поведал эту страшную историю полковнику Спраггу, его вызвали куда-то, и он оставил меня в своем блиндаже. Я был в очень плохой форме после недели постоянных, почти без передышки, боев. Кроме того, у меня все еще ныло в груди от пережитого, я был потрясен жестокостью недавно увиденного. Пахнущие разложением медальоны убитых друзей лежали в моем кармане как напоминание, если оно нужно было, напоминание.
Пока я сидел там потрясенный и выдохшийся, ко мне присоединился полковник из первого гусарского, который с ротой D принял такой бой 11 июня. Он тоже был в ужасном настроении. Сидя там и сочувствуя друг другу, мы случайно заметили принадлежащую моему полковнику бутылку виски. Как и всем, ему было разрешено принести одну единственную бутылку на день Д, это было его премией. Пытаясь преодолеть депрессию, мы начали прихлебывать из нее. Алкоголь вкупе с измотанностью просто вырубил меня, и когда полковник Спрагг вернулся, то нашел меня под столом мертвецки пьяным. Он вызвал моего ординарца Френсиса, чтобы тот оттащил меня в надежный окоп, находящийся в сарае. Когда следующим утром я проснулся, то обнаружил себя в полной темноте, не имея ни малейшего представления о том, где я и как я здесь оказался. Мне стало страшно.
Что до Джока Спрагга, он не донимал меня за безжалостное обращение с его виски. Это был замечательный командир. Он хорошо воспитывал нас в Англии и потом, после дня Д, делал все возможное, чтобы мы остались в живых.
Свободное копирование
