Тель-Ашер - 1

Глава 5. Тель-Ашер

После первой ужасной недели почувствовалось некоторое облегчение. Постепенно я начал закаливаться, мышцы привыкали к монотонному ритму мотыги, когда-то мягкие ладони затвердели, жара стала менее мучительной. Я не отставал от остальных и радовался растущему ощущению равенства со «стариками».

Всего в Тель-Ашере было около двадцати рабочих. Большинство из Польши или России, некоторые бежали из Сибири, будучи сосланными советским правительством за сионизм. По прибытии в Палестину большая часть их селилась в киббуцах (коллективных поселках). Позже, по разным причинам, они находили такую жизнь неподходящей. Меня это не удивляло - киббуцы были не для них. Это были восторженные индивидуалисты, спорщики, каких я не видывал.

Большинство пыталось обзавестись собственными фермами, другие же размышляли о разнице идеологий киббуцников или политических партий. Пока что они работали в Тель- Ашере, принадлежавшем зарубежной компании, которая выращивала апельсины. В отличие от киббуцев, где недвижимость и доходы принадлежали коллективу, каждый рабочий в Тель-Ашере получал зарплату и выплачивал свою долю общих расходов.

Общественная жизнь в Тель-Ашере была весьма активной, хотя из-за необычного состава группы несколько странной. Среди двадцати мужчин была всего одна одинокая девушка по имени Роза. Она, понятно, была весьма популярна. Я не переставал удивляться энергии моих товарищей, способных после тяжелого рабочего дня отправиться в Кфар Сабу (шесть миль в один конец) ради чашки чая. Им ничего не стоило пройти час до соседнего поселка, если там была возможность потанцевать и повеселиться за полночь.

Все мне очень нравилось. Быстро проникшись этим духом, я стал понимать, что такая жизнь не только серьезная проверка собственных сил. В ней много удовольствий. Кроме того я заметил, что мои коллеги, увидев, что я не избегаю трудностей, стали относиться ко мне как к равному. Мне было восемнадцать и быть п р и н я т ы м стало величайшей гордостью. Я думал остаться там на две недели, но когда они прошли, решил остаться еще на две.

Работа не стала разнообразнее, однако стала приносить некоторое удовлетворение. Я научился ловчее управляться с мотыгой и радовался полученным навыкам. Общее состояние заметно улучшилось – умеренное питание и тяжелая работа быстро избавили меня от лишнего жира. На сорок фунтов похудевший, загорелый, тощий и крепкий – вряд ли моя мать узнала бы меня сейчас!

После следующих двух недель я снова отложил свой отъезд.

День за днем я вместе с остальными работал в апельсиновом саду. Со временем открылись некоторые секреты работы. Например, я обнаружил, как сильно отличаются разные типы почв: некоторые копать легче, некоторые – труднее. Я понял это, увидев, как эксплуатировали меня остальные, пользуясь моей неосведомленностью. Когда я был «зеленым» мне подсовывали более тяжелые участки. Это открытие разозлило меня и я решил отомстить.

Почувствовав себя более опытным и сильным, я стал работать быстрее и скоро обогнал своих коллег. Это сильно озаботило их, они испугались, что бригадир заставит их работать с такой же скоростью. В конце концов меня начали просить замедлить темп! Это была сладкая месть. Гордо осознав, что теперь могу задавать тон, я милостиво внял их просьбе.

Опять приблизилось время отъезда. Снова я отложил его, на этот раз не определив новую дату. На меня обратил внимание Гуревич, наш бригадир. Он взял меня под свое крыло и начал учить выращивать апельсины уже на более высоком уровне. Он учил прививать молодые деревья, прививать сближением старые, не совсем здоровые. Показал как делать анализ почвы, как готовить новые посадки. Мы засадили сотни дунамов[1] апельсинами, лимонами, грейпфрутами. Он учил планировать оросительные каналы, и это стало моей любимой работой. Было приятно отдохнуть от летней жары, стоя по щиколотку в холодном потоке. Каждый сезон имел свои радости. Весной - опьяняющий запах цветущих апельсиновых деревьев, зимой – сбор цитрусовых, которые мы холили весь год.

После этого я стал работать на бульдозере, формировал и выравнивал участки под новые посадки. Делал также глубокую вспашку и моя романтическая душа трепетала от мысли, что я обрабатываю землю, пустовавшую сотни лет.

Но труд приносил не только радость. В посадках таилось немало опасностей. Весной надо было расчищать завалы, убирать заплесневелые кучи листьев и песка, намытые зимними дождями. Мы выполняли эту работу парами, скрашивая одиночество в пустынных рядах деревьев. Однажды я работал с Михаилом, дотошным малым, который, очищая деревья, постоянно пользовался металлическим шпателем. У меня на подобные изыски терпения не хватало, потому я просто погружал голую руку в мягкое мессиво и выдирал его. Случилось так, что мне понадобилось отойти по нужде, и Михаил перешел на мой ряд, чтобы я не отстал. Не сделай он этого, я бы сейчас ничего не рассказывал. В вошедший в основание дерева шпатель впилась гадюка, вроде тех, которых Клеопатра использовала для убийства.

Если бы на этом дереве работал я, она укусила бы мою руку.

Были и более современные опасности. Еще до вспашки легко определялись контуры окопов Первой мировой войны, оставшихся после боев турок с австралийцами. Однажды, когда мы копали ямы для посадки новых деревьев, Хаим, работавший на соседнем ряду, позвал меня посмотреть на множество только что обнаруженных яйцевидных металлических предметов. Это были неизвестные ему "лимонки". Разглядывая одну из них, он потянул чеку. Нас обоих должно было разорвать на куски, но, к счастью, заржавевшая чека сломалась в его руке. Пружинный детонатор не сработал.

Хаим не был столь наивен, как могло показаться. Он был сильным и крепким, и я удивился, узнав, что в своей родной Польше он был ешива-бохером (студентом религиозной семинарии). Я полагал, что ешива-бохеры бледные, слабые и беспомощные. Еще больше меня удивило, что он в числе приятелей-студентов организовал группу самообороны от погромов, не имея никакой военной подготовки. Это противоречило стереотипным представлениям о евреях в гетто, пассивно сносивших унижения и побои.

Хаим - один из типичных еврейских пионеров в Палестине - сразу понравился мне. Схожесть характеров помогла нам найти общий язык. Эти люди не были похожи на евреев, которых я знал раньше. Гордые и бескомпромиссные, ни перед кем не склонявшие головы. Не меньшее впечатление, чем страна и ее развитие, произвел на меня народ, в который я влюбился. В Тель-Ашере эта любовь усилилась.

Со временем я хорошо узнал своих коллег и некоторые стали моими близкими друзьями. Один из них – Лепке, спасший меня от скорпиона в день приезда. Это был искренний человек, «балагула», как на идиш называют возницу или вагоновожатого. В Тель-Ашере, в отличие от большинства еврейских поселений, говорили преимущественно на идиш, а не на иврите. За то время, что я там прожил, мой идиш невероятно улучшился, иврит же оставался в зачаточном состоянии. Когда в поход пригласил меня Букаланик, я подумал, вот случай улучшить язык, надеясь, что он, с его блестящим ивритом, подучит меня за это время. Но надежды не сбылись. Букаланик, хорошо образованный человек, жаждал новых знаний, особенно изучения языков. Отклонив мои просьбы насчет иврита, он настаивал на общении по-английски. Когда мы вернулись, его английский значительно улучшился. Мой иврит, естественно, остался на том же уровне.