Американец в ГУЛАГе - 3

Глава 2

Однажды, в конце 1948 года, молодой американец, безмятежно шагающий по московским улицам, был остановлен оперативником из МГБ. С этого начинается моя история, и я вновь возвращусь в тот день – в самое его начало, между первым и вторым часом ночи, когда я стоял во дворе дома моей девушки, Мери Като, собираясь сказать ей “спокойной ночи”. Я был влюблен в Мери Като. Она работала в британском посольстве, я – в американском. И я, и она работали тогда на младших должностях, но мы были жизнерадостной и легкой на подъем парой, и у нас было много друзей в сообществе находившихся в Москве дипломатов. Поэтому нас часто приглашали на всевозможные приемы, обеды, в театры – везде, куда, как правило, такого двадцатидвухлетнего человека, как я, вряд ли бы пригласили – даже несмотря на то, что я в это время работал уже главным клерком отдела хранения документации при посольстве.

Окружающие знали, что мы с Мери были влюблены друг в друга, и часто по-дружески посмеивались над разницей в нашем произношении, называя нас мистер и мисс Хафф-и-Хауфф («половинка» - с англ). В тот вечер мы с Мери слишком припозднились. Мы были очень близки и сильно любили друг друга, но мы еще ни разу не проводили ночь вместе – это могло подождать до свадьбы. Тот вечер был одним из тех вечеров, когда почти невозможно сказать «Прощай». Мы стояли в дверях ее дома, обнявшись – счастливые, мечтательные и совершенно отстраненные от всего того, что нас окружало.

Помню, что на меня нахлынуло желание как-то драматизировать этот момент – я был без ума от Мери, и мне требовалось выразить это чувство с наибольшей силой. Я сказал ей: “Любимая, если вдруг что-то случится со мной, и я пропаду на несколько месяцев…”. На ее лице промелькнула неподдельная тревога. В душе я радовался, как ребенок – это означало, что я действительно был важен для нее. Она могла подумать, что меня посылают на некое задание от посольства, о котором я не могу говорить – во всяком случае, именно это я и пытался изобразить. Но она ничего не спрашивала, а только очень сосредоточенно смотрела на меня.        

Я спросил: “Ты будешь меня ждать?”

“Я буду ждать тебя вечно, Алекс, - ответила она. – Я люблю тебя, и я буду тебя ждать. Ты это серьезно?”

 “Послушай, - рассмеялся я, - забудь про это. Завтра вечером – нет, уже сегодня вечером – мы идем в Большой, и мне нужно немного выспаться. Мне просто хотелось узнать, насколько я важен для тебя”. Мери обняла меня, крепко-крепко – и, наверное, прошло еще с добрых полчаса, прежде чем я, погруженный в романтические мечты, оставил ее и направился обратно в резиденцию при посольстве.

И хотя я не склонен к мистике и суевериям, но и этот вопрос, заданный Мери по поводу моего исчезновения, как и сон, приснившийся мне той ночью, оказались пророческими…

…Я ехал в автобусе, возвращаясь в посольство с какого-то мероприятия, и тут заметил мужчину, пристально следящего за мной. В действительности посол Бедел Смит[1] незадолго до этого предупреждал нас о том, что появились признаки усиления третирования американского персонала. Это было время начала создания НАТО и жесткого ответа со стороны Запада на советский захват Чехословакии, и, как нам казалось, все это должно было негативным образом отразиться на нас, американцах, находившихся в Москве. Так или иначе, но мы уже привыкли к слежке со стороны МГБ, и в своем сне я понял, что за мной – хвост, но что все это серьезнее, чем обычно. По мере приближения к посольству я осознал, что за мной наблюдает сразу несколько человек. Когда мы подъехали к остановке перед посольством я, стараясь вести себя безмятежно, встал перед дверью и нажал на кнопку выхода. Трое мужчин поднялись со своих мест и встали позади меня. Я нырнул в открывшуюся дверь и что есть мочи побежал к дверям главного входа в посольство. Они кинулись за мной. Я вырвался вперед, но что-то странное случилось с моими коленями. Внезапно я почувствовал в них слабость, и мои ноги стали подкашиваться. Те трое сзади нагоняли меня. Я споткнулся и упал, заставил себя подняться и упал снова, и тут они набросились на меня. В этот момент я, кажется, проснулся – потому что это все, что я помню из того сна. Он меня немного расстроил, но не очень сильно. Я знал, что в городе меня всегда подстерегает опасность. Посол Смит строго наказывал нам никогда не выходить поодиночке на улицу ночью, и, возможно, этот сон был реакцией на мою ночную прогулку – кто знает…

Но этот сон никак не выходил у меня из головы, и я рассказал о нем девчонкам на работе, когда пришел туда утром. Одна из них сказала мне, что утром в посольство приходила, о чем-то прося, еще одна русская женщина. Я говорю “еще одна”, потому что незадолго до этого некая бедная отчаявшаяся русская женщина с поврежденным рассудком пришла в посольство и заявила, что она – жена Эдварда Стеттиниуса[2], последнего госсекретаря президента Рузвельта, и что в Ленинграде ее ждет корабль, чтобы увезти домой, и почему мы ничего для нее не делаем. И точно так же, как и в случае с той женщиной, этим декабрьским утром 13-го числа мы наблюдали из окна, как вышла из посольства эта “еще одна” женщина, а советский караульный у ворот кивнул человеку на улице, который сразу же пошел за ней следом.

Они заберут ее, мы знали это. За нами всеми тоже следили, хотя и ни разу не входили в прямой контакт. Я даже развил недюжинную способность к уходу от слежки, и в то утро со смехом сказал одной из девушек на работе: “Знаете, эти мгбешники буквально повсюду. А вот я – сам по себе!” И все посмеялись над моей шуткой.