На советской службе - 13

Обратная отправка в Москву. — Арест в Борисове.

В 8 час. вечера я прибыль на вокзал Шарлоттенбург, где уже собрались все остальные занятые в посольстве эксперты, специалисты, и др. служащие. На вокзале присутствовали два представителя министерства иностранных дел, которые контролировали каждого прибывающего, согласно особому списку личного состава. Нас разместили в вагонах второго класса и невольная поездка началась. Этот экстренный поезд не останавливался в Берлине ни на станциях «Зоологический Сад», «Фридрихштрассе», «Александер-Платц», ни на «Силезском» вокзале. Он безостановочно проехал через эти станции, и остановился 7 ноября утром в Инстербурге. Вокзал был совершенно загражден солдатами в стальных касках. На перроне были только должностные лица. Мне было еще разрешено отправить служебную депешу в Берлин на немецком языке, и поезд, после нескольких минут остановки, отправился дальше, за Эйдткунен, в русскую область, занятую германскими войсками.

Я чувствовал себя нехорошо еще при отходе поезда, и совсем захворал в поезде с сильным повышением температуры. На станции Минск, занятой тогда немцами, наш поезд догнал предыдущей поезд с послом и с прочим личным составом, и нас всех разместили в посольском поезде. Я еле помню об этом, так как меня перевели в полусознательном от болезни состоянии из одного поезда в другой. Поездка продолжалась, и мы прибыли 7 ноября, ночью, на станцию Борисов, также занятую немцами.

Там мы остановились и должны были отправиться в Москву в самые ближайшие дни. Оказалось, что советское правительство, по какой-то причине, задерживает германского консула в Москве, Гаушильда, с прочим посольским и консульским составом, и германское правительство, в виду этого, соглашалось на наш отъезд лишь при условии, что мы будем обменены на германский посольский состав. Началось время надежд и догадок, — когда-же мы, собственно, отсюда уедем. Наш поезд состоял из пяти вагонов, двух вагонов второго класса, трех вагонов 3-го класса, в коем всего помещалось 106 человек. Вагоны были очень плохие, страшно грязные и лишенные необходимого комфорта. Меня, как больного, поместили в маленькое купэ 2-го класса, совместно с инж. P. Л. — прежним директором департамента в министерстве торговли и промышленности, а в то время экспертом по морским вопросам и по судоходству, при после Иоффе. Женщины и дети также были помещены во 2-ом классе, большинство-же мужчин, в особенности помоложе, все размещались в 3-м классе. Наша стража состояла из пожилых запасных солдат, и мы, в сущности, были арестованы, хотя и имели разрешение, разгуливать вокруг наших вагонов и внутри кордона наших постов, столько, сколько хотели. Однако, нам было строжайше запрещено переходить через кордон или оставлять его. Ежедневно нас водили два раза, в 1 час дня и в 7 час. вечера, маленькими группами, под охраной солдат, в буфет станции Борисов в 5 мин. ходьбы, где нас и кормили. К утреннему чаю, мы собирались в 9 часов утра в вагон 3-го класса, где нам раздавали кипяток для варки чая и хлеб.

В поезде находился также представитель министерства иностранных дел, совершенно молодой человек, граф Заурма. Он был довольно любезен, но, конечно, не мог исполнять наших требований об улучшений условий нашего пребывания. Иоффе была предоставлена возможность сноситься с Москвой по прямому телеграфному проводу, чем он ежедневно и пользовался. Мы первоначально думали, что все это продлится только три дня. Но наше пребывание в Борисове затягивалось все более, и только 22 ноября мы наконец узнали, что можем выехать.

Наш поезд двинулся 22 ноября вечером на лежащую поблизости нейтральную зону, но вскоре опять вернулся, так как оказалось, что Гаушильд и германский личный состав все еще не прибыли на нейтральную зону. 23 ноября, рано утром, наш поезд опять выехал по направленно к нейтральной зоне. Было 11 час. утра, когда произошел обмен. На нейтральной зоне стоял наш поезд и два поезда с только что прибывшими из Москвы Гаушильдом, его личным составом, и прочими немцами, всего несколько сот человек. Поезда стояли друг против друга, под охраной, с обеих сторон, солдат с ручными гранатами.

В первую голову шел консул Гаушильд, в сопровождении представителя народного комиссариата иностранных дел. За ним следовал его персонал. Навстречу ему направился посол Иоффе, в сопровождении графа Заурма и посольского персонала. Этот исторический момент продолжался довольно долго, и лишь в. 1 час дня наш поезд двинулся по направленно к Орше.

Наш поезд состоял на этот раз из очень хороших русских вагонов 2-го класса и из салон-вагона для посла. Когда поезд двинулся, нашим глазам представилось невероятное печальное, незабываемое зрелище.

Германия отправила русских военнопленных до нейтральной зоны, там их высадила и предоставила своей судьбе. С русской стороны, не было принято никаких мер к тому, чтобы устроить у нейтральной зоны приемочный пункт для возвращающихся русских военнопленных. В виду этого, они должны были ходить пешком по 30–40 километров от нейтральной зоны до ближайшей русской железнодорожной станции, в зиму, ночной порой, через метель, непогоду и холод. По обеим сторонам дороги, по которой проезжал наш поезд, шли нескончаемые ряды людей, в лохмотья, обряженных в самые странные одежды. На дворе был резкий холод. Мы видели, как люди шли в легких штанах, без шинелей, обернутые в пестрые одеяла, в голубых платках. Это была ужасная, фантастическая картина, достойная глубокого сострадания. Меня пригласили в салон-вагон посла, где был сервирован чай. Внезапно, я увидел руку, схватившуюся за окно салон-вагона. Один из военнопленных вспрыгнул на поезд, прицепился к салон-вагону и повис на нем, держась уже некоторое время. Пришлось взять этого человека в вагон, так как иначе ему грозила опасность упасть и быть раздавленным поездом.

На следующей остановке нас умоляли больные военнопленные взять их в наш поезд. Раздавались страшные проклятия и матерная ругань. Но наш поезд был переполнен и состоял всего из нескольких вагонов, так что мог-бы принять лишь нескольких человек. Но мы стояли перед грозной опасностью, что, если мы хоть одного возьмем, то поезд будет взят толпой с бою. Мы двинулись дальше и должны были проехать через станцию, на которой, как мы знали, собралось большое количество военнопленных. Комендант нашего поезда принял крайние меры предосторожности. Солдаты с ручными гранатами были поставлены ко всем входам вагонов, и наш поезд медленным темпом проехал через станцию. Все-же, поезд вынужден был остановиться, ибо военнопленные стали на рельсы и остановили поезд таким способом. Потребовались долгие переговоры между комендантом нашего поезда и военнопленными, чтобы побудить их пропустить наш поезд беспрепятственно. Им было серьезно обещано, что мы немедленно, после приезда в Оршу, позаботимся о том, чтобы им была оказана помощь и обеспечено дальнейшее передвижение.

Когда мы приехали в Оршу, наш поезд был торжественно встречен местными членами партии, и нас всех угостили обедом.

24 ноября, после обеда, наш поезд прибыл в Москву. Посол и личный состав посольства отправились в назначенный для них прекрасный дом на Поварской улице, в то время, как мы, прочие, должны были сами искать себе пристанища. Я отправился, после прибытия, к своим родственникам, где и остался жить.