Вторым спектаклем пошло «На бойком месте» Островского. Здесь выделился артист-профессионал И. В. Фролов, которого нам режиссер выкопал где-то в Петербурге, кажется, при помощи Театральной библиотеки Волкова-Семенова. Л. М. К. играла Аннушку и оказалась хорошей исполнительницей и бытовых ролей. Пьеса была срепетирована очень прилично и вообще прошла с успехом. После «Бойкого места» шел прекрасно разыгранный С. И. Пронской, Л. М. К. и И. Глыбовским водевиль «Бедовая бабушка».
Казалось странным, как это так в любительской труппе прошли хорошо два спектакля и не было еще никаких недоразумений, интриг и скандалов… но долго ждать не пришлось: на одной из репетиций к 3-му спектаклю началось с того, что г-н Глыбовский, вообще господин не без самомнения, не желал исполнить какого-то указания Вольского (И. Г. Вольфсона), далее они поругались, и Глыбовский бросил репетировать и уехал. Спектакль был отложен, и хотя не так хорошо, как два первых, но все же прошел. (Впрочем, этому много способствовало «нашествие иноплеменников», как-то: г-жи Руч, одной носастой ingénue семитического происхождения, фамилии коей не упомню, г-на Каминского с супругой и прочего «зверинца», как у нас тогда говорили.) Шло: 1) водевиль, кажется «Медведь сосватал», 2) «Волшебные звуки», драмэтюд в I д<ействии> и сцена-декламация «Сумасшедший» Гоголя (И. В. Фролов). На другой день в одной из известных газет г-н Глыбовский поместил адскую рецензию, то есть сплошная руготня, да еще ложная (это была его благородная месть).
Это был последний спектакль под управлением И. Г. Вольского, ибо далее началась полемика: Вольский написал опровержение, Глыбовский ответил почти что оскорблением в печати, и дело кончилось бы у мирового судьи разбирательством по статье о диффамации, если бы не вышло нечто посерьезнее. В этот день, как мне помнится, был в вокзале платный вечер, после коего должны были состояться танцы, — поэтому я и остался в Павловске, несмотря на то, что вся наша компания отправилась в Сакулинский театр (надо заметить, что в Павловске и окрестных дачных местечках и деревнях Мельпомена расплодила легионы своих жрецов и жриц, так что, кажется, нельзя было пройти двадцати сажень по любому направлению, чтобы не наткнуться на сцену и репетирующих любителей; сцены делались и в дачах, и в сараях, и в конюшнях, и в беседках, и чуть ли не в кабинетах задумчивости!). Сакулинский театр был один из лучших среди этой массы и являлся конкуренцией нашей «Трезвости». Глыбовский после истории на наших подмостках, как один из представителей больных «драматическим зудом», перешел в сей Сакулинский театр. Наших туда отправилось человек 20, и хотя целью этого путешествия вовсе не было устраивать скандал Глыбовскому, но это невольно так вышло. Слишком ярые сторонники Вольского и «Трезвости» при появлении Глыбовского подняли такой свист и шиканье, какого ему навряд ли приходилось слышать. Но в последнем антракте, когда Глыбовский, проходя мимо Вольского в импровизированном фойе на воздухе, позволил себе по адресу Вольского отпустить какую-то скверность, последний не сдержался и при всем честном народе треснул Глыбовского по физиономии. Пока их разняли, дабы не дать возможности Глыбовскому ответить, между сторонниками двух лагерей произошло крупное сражение, в котором принял участие даже и женский пол, одна из представительниц которого погладила Глыбовского по лысине своим зонтиком. После этого «трезвенники» не сочли нужным более там оставаться и всей гурьбой появились на балу в Павловском вокзале. Все мы были после этого случая в прекрасном расположении и веселились и танцевали до утра.
На другой день «сакулинский скандал» был известен, кажется, на 100 верст кругом. Много было и разговоров, и сплетен. Целую неделю Вольский был героем дня, его поздравляли, предостерегали, предлагали услуги. Сочинялись проекты вроде того, как поймать Глыбовского при возвращении из Сакулина на вокзал через лес, снять штаны и пустить дальше и т. п.
Спектаклей дальше ставить было нельзя, ибо споры и препирания с Маевским дошли до апогея (Маевский — это было крайне вредное животное, исполнявшее роль чиновника особых поручений от полиции при «Трезвости». Он постоянно всюду совал свой нос и устраивал всей труппе всякие гадости и располагал суммами попечительства, отпускаемыми на театр, — вел дела по этой части с чистотой 2-го сорта). Труппа понемножку разошлась.
Свободное копирование
