Лето 1898 года жили, как и всегда, в Павловске, на том же месте. Почти с начала лета я стал набирать себе оркестр, который был, собственно, первым моим оркестром. Фундаментом его была та же наша компания: я, двое Алексеевых и Сергеев. Остальные 9 человек были набраны из учащейся молодежи Павловска и Царского Села. Сначала толку выходило мало, но потом дело пошло хорошо. К концу лета мы составили себе некоторую славу и заразили своим примером многих, оставив все же за собой авторитет. Кроме балалайки я увлекался также книгами, из которых отдавал предпочтение «Истории Императора Наполеона I», соч<инение> Слоона. Эту объемистую книжку я почти что выучил наизусть; знал все кампании и сражения Наполеона I и его маршалов, число действующих, пленных, раненых и убитых в каждой битве, всех выдающихся придворных его, все события его частной жизни в хронологическом порядке и т. д. Вскоре за этим, как бы в виде реакции, я прочел «Войну и мир» Л. Толстого и получил совершенно новые и противоположные взгляды на военный гений. Толстым я увлекался в последующие два года до чрезвычайности и перечитывал его сочинения по десяти раз.
Между тем амуры мои продолжались в том же духе; мы встречались, целовались, гуляли в парке, переписывались и т. д.
Около этого же времени старшая моя сестра, бывшая до того в порядочных отношениях со старшей сестрой Алексеевых, Александрой Михайловной, погрызлась с ней из-за чего-то, вышел скандал, и ссора личная перешла в ссору домов. Дома мне стали доказывать, что я отныне не должен бывать у Алексеева и <должен> порвать с ними всякие отношения. Я относительно последнего расходился во взглядах со своими домашними, вследствие чего тоже поругался с ними здорово и переехал совершенно в «строение», где и жил почти до конца лета.
В этот период времени я сильно сдружился с другой сестрой Алексеевых, Зинаидой. У нас всегда были бесконечные разговоры и общие интересы. Дружба наша поддерживалась тем, что она помогала мне в моих амурах (как «ее» подруга), а я ей помогал в ее амурах (был такой один мой товарищ-кадет). У нее была пребогатая фантазия, у меня тоже не меньше, а потому в темах для разговоров отказу не было. Это был один из лучших и счастливых периодов моей жизни! Все мне тогда казалось в радужном свете.
На музыку я ходил довольно редко, а по вечерам или устраивал сыгровки и после них картежную игру, или шатался по парку, или был в театре. В этот сезон антрепризу Павловского театра держала З. В. Холмская[1] и ставила драмы и комедии. Театром я интересовался просто как зрелищем, драматическое искусство меня тогда еще не прельщало. Я пересмотрел за это лето массу драм и комедий, ибо почти не пропускал ни одного спектакля (которые бывали по 3 раза в неделю).
Осенью «она» переехала в находившуюся близ Павловска дачную местность Тярлево, и там мы встречались при самой романической обстановке, в разрушенной хлебной риге, на самом краю живописного луга.