На второй год я начал посещать Философское общество, надолго сохранив привилегию присутствовать на его заседаниях. У меня завязалось личное знакомство с философом Сергеем Иосифовичем Гессеном, к которому в свое время мне дал рекомендательную записку Леонид Моисеевич Пумпянский.
Очень большое влияние на меня оказала литературная обстановка в Праге, и в частности не только разборы и диспуты на заседаниях “Скита”, не только литературные лекции многих специалистов по разным секторам русского литературоведения, но и чисто личное общение. После того как я прочитал свой рассказ “Младшая сестра”, у меня сразу объявился ряд литературных приятельств — меня заметили, в том числе и очень интересные люди. В той же деревне, где я обитал, жили два сравнительно молодых автора, один из них — поэт Вячеслав Лебедев, другой — талантливый прозаик Василий Георгиевич Федоров, женатый на обрусевшей чешке, очень милой молодой даме, которая души не чаяла в своем Васеньке.
Еще один важный аспект в жизни русской эмиграции в Праге составляла проблема Православной церкви.
Прага была единственным местом скопления русской эмиграции, где не существовало разделения на несколько епархий, тогда как в большинстве центров русского рассеяния действовали разные юрисдикции: или синодальная церковь, или церковь, подчиняющаяся Константинопольскому патриарху, ибо прямых подчинений Московскому патриарху за границей не было; если они даже и возникали, то только как персональные увлечения, но не как явление церковной жизни. В Праге же во главе Православной Русской церкви оказался (явочным порядком) епископ Сергий (Королев), который попал в Чехословакию не по своей воле. Он был религиозным деятелем на Холмщине еще до первой мировой войны, сотрудником архиепископа Евлогия, который потом в Париже сделался митрополитом. И эта его деятельность была окрашена истинно русским православием. Он старался повлиять на униатов, которые в XVI — XVII веках появились в пределах тогдашней Польши, чтобы те вернулись в лоно православия. Это отчасти удалось. Но с другой стороны, монастырь, где архимандритом тогда был о. Сергий, во время первой мировой войны эвакуировался в Россию. После окончания войны о. Сергий вернулся в Польшу, и тут оказалось, что монастырь частично разрушен поляками. И хотя о. Сергий был возведен в епископское звание патриархом Тихоном, в Польше ему не разрешили остаться, считая, что он пропагандирует православие, которое не совпадало с интересами Польской Республики. Поэтому его доставили на чехословацкую границу и пустили на все четыре стороны. Он приехал в Прагу, никого там не зная. Очевидно, это и была его жизненная миссия, ибо он остался в Праге надолго, сделавшись любимым возглавителем Русской Православной церкви, которая благодаря ему не претерпела раскола, как это случилось во многих других центрах русского рассеяния.
С владыкой я познакомился осенью 1927 года. Я пошел в день рождения моей матери (это как раз был день службы в церкви) и сказал, что хотел бы, чтобы в храме отслужили молебен. Моя просьба дошла до владыки, который вышел и спросил: “Почему вы хотите служить молебен?” Я объяснил, что это день рождения моей мамы. “А кто ваша мама, кто вы?” Владыка был очень заинтересован и отслужил молебен, а потом, много лет спустя, я узнал, что это произвело на него громадное впечатление, и он даже рассказывал об этом в разных местах, что вот, мол, какие еще бывают молодые русские люди, которые помнят о своих матерях и служат молебны в дни их рождения и именин. С этого момента у меня с владыкой установилась дружба, он меня запомнил и приглашал заходить к нему по четвергам, когда у него обычно был большой прием для всех, кто хотел явиться.