В то время особенно тяжело приходилось моему научному руководителю профессору Н. Н. Иванову как соратнику Вавилова. Лысенковцы весьма недобро относились к биохимии, считая ее наукой метафизической. По выражению И. И. Презента — одного из главных идеологов Т. Д. Лысенко — «Биохимики работают по принципу: сыпь, подмешивай, болтай, авось что-нибудь получится». Весной 1940 г. меня с профессором Ивановым принял Николай Иванович. Он просмотрел мои материалы и заявил: «Пока я жив, не дам заглушить эту работу». Мне снова пожелал после защиты диссертации плотнее взяться за белки пшеничного зерна. И я взялся, но уже много лет спустя.
По навету лысенковцев в августе 1940 г. Вавилов был арестован, а в начале декабря этого года после одного из «научных» советов ВИР скончался мой руководитель профессор Иванов. В ответ на очередные нападки лысенковцев он заявил, что горд званием «вавиловца» и навсегда останется последователем научных идей Николая Ивановича. Моим научным руководителем стал М. М. Кургатников — заместитель профессора Иванова. Работой моей он остался доволен и предложил завершить диссертацию. Я ее завершил на год раньше срока, но защищать пришлось уже после войны.
В заключение к этому разделу вступительной части хочу сказать, что на всю жизнь запомнились напутственные слова Николая Ивановича, его добрые глаза, крупная, сильная, в то же время мягкая и теплая рука, его добрый и мужественный голос. А тема, которую он спас, потом выросла в обширную проблему белка в растениеводстве. Ее я продолжаю разрабатывать с моими учениками и сотрудниками вот уже на протяжении многих десятилетий в разных аспектах, особенно в связи с актуальными проблемами морфогенеза растений.
Прошу простить меня за непоследовательность, но я именно здесь должен сказать, что много лет спустя, в 1983 году, в дни прохождения Всесоюзного симпозиума по проблеме «Геном растений» (см. Киев: Наукова Думка, 1988), в свободное от заседаний время его организатор академик К. М. Сытник возил меня на то место в предгорьях Карпат, где в начале августа 1940 года был арестован Н. И. Вавилов. Он собирал гербарий, когда на недалеко проходившей дороге остановилась машина и из нее вышли двое. Не дождались ожидавшие его в селе сотрудники, да и никто больше его не видел. И долго еще вслух о нем ничего хорошего сказать было нельзя. «А ведь Лысенко-то в науку он сам втянул!» — невольно вырвалось у моего собеседника. Интересно знать, напомнил ли ему, Трофиму Денисовичу, кто-нибудь и когда-нибудь об этом, или нет?! Вот так он отплатил Николаю Ивановичу за оказанную ему добрую услугу — войти в науку и получить возможность стать достойным ученым. Видно, нашлись у него «учителя иной школы», типа Презента, Ольшанского, Дворянкина и др.
Несколько слов об М. М. Кургатникове.
Он состоял в партбюро Института, исследования вел по биохимии бобовых, имел большой авторитет в коллективе и у руководства. Ему удалось очень быстро изменить мою ситуацию в лучшую сторону. Об этом свидетельствует хотя бы такой факт.
При жизни Вавилова в начале 1940 г. профессор Иванов рекомендовал направить меня по окончании аспирантуры в Институт Вернадского для работы по сравнительной биохимии водорослей и других низших растений в связи с биогеохимическими проблемами. После ареста Николая Ивановича меня «перераспределили» в Хибины — на Хибинскую опытную станцию ВИР. После смерти Николая Николаевича, т. е. при М. М. Кургатникове, снова произошло перераспределение — в Крымский институт виноделия «Магарач», где тогда работал бывший сотрудник лаборатории биохимии ВИР профессор Нилов Василий Иванович. Я уже начал (попутно с работой над диссертацией) обдумывать и ставить эксперименты по искусственному старению виноградных вин. Но на этом все и закончилось — началась война.
Свободное копирование
