Петр Васильевич

П е т р   В а с и л ь е в и ч

 Познакомили меня с Таванцом мои университетские учителя Смирновы, Елена Дмитриевна и Владимир Александрович. Они приводили знакомиться к Таванцам не только меня, но никто особенно не задерживался, а после того как Петра Васильевича сместили с поста заведующего сектором логики ИФАНа и он стал рядовым пенсионером, его тут же почти все и почти полностью забыли.

 А я и студентом, и аспирантом, и доцентом приходил в гости. К этому времени уже не в Москве, а далеко в Томске жил, но, когда приезжал в командировки, никогда не пропускал случая зайти. Иногда приводил жену Люсю, один раз старшего сына.

 Жили Таванцы, Петр Васильевич и жена его, в прошлом балерина, Елена Иосифовна, на проспекте Мира, в доме не прямо на шумной улице, а внутри двора. В большом и тихом доме, отведенном научному генералитету, академикам и членкорам. На седьмом этаже у них была двухкомнатная всего квартира.

 Комнаты – обе большие, метров по двадцать пять, с высоченными потолками. Обстановка исключительно скромная. Только необходимое и книжные шкафы.

 А разговаривали мы с П. В. чаще всего, да что там, всегда, по тогдашнему обычаю, на кухне. Таванец сам хорошо и с удовольствием заваривал чай, и это, кажется, единственное, что они дома готовили. Ели торт или печенье, которые я с собой приносил, иногда принимали по рюмочке коньяка. Тоже, если я приносил. Не знаю как они питались, Елена Иосифовна не готовила. Петр Васильевич журил меня за гостинцы.

 - Заходите в гости, Валерий, если можете, почаще, заходите, мы вам всегда рады, а подкармливать нас не надо. И бутылка коньяка у меня всегда и у самого найдется.

 Приехав, я звонил к ним и просился в гости.

 - Конечно, конечно, заходите, Валерий. Вы прямо сейчас?

 И мы договаривались о встрече. Таванец сам открывал дверь и как бы загораживал собой вход. А за его спиной тут же возникала Елена Иосифовна, почти всегда с сигаретой, она курила много чаще.

 - Валерий, мы с Еленой Иосифовной так рады, так рады, что вы пришли. К нам же теперь никто не ходит.

 И мы усаживались за крохотный столик в кухне пить чай и разговаривать.

 Я никогда не встречал и никогда уже не встречу людей с такой энциклопедической, могучей эрудицией в области искусства. Особенно в сфере живописи. И в области кино. И более всего в поэзии.

 Таванец был членом Союза писателей, членом Союза журналистов и членом еще каких-то творческих союзов.

 Он был приглашенным лектором во ВГИКе и каком-то еще театральном вузе, читал там лекции по истории кино, но по мере усиления дрожания голоса все реже принимал приглашения.

 Входил в художественные советы двух театров, театра Эфроса и «Современника» кажется, но манкировал своими общественными обязанностями и никуда из дома не выходил. Даже работу свою посещал не каждую неделю.

 Сектор, руководителем которого он был лет уже тридцать, как-то управлялся без него, а он заскакивал иной день на полчаса, чтобы поздороваться, подписать бумаги, перекинуться несколькими словами и получить зарплату. Сотрудники сектора по очереди приписывали его имя в соавторы к своей статье, так что все было по правилам.

 А на самом деле П. В. интересовался только искусством.

 У нас были разные вкусы. Например, тогда в живописи я более других любил фовистов, особенно Матисса, Марке и Вламинка. Я любил и сюрреалистов, да и сейчас их люблю. Фовистов Таванец , пожалуй, тоже любил. Очень высоко ставил Матисса, но зато сюрреалистов не любил совсем. Особенно – именно – Дали. И Макса Эрнста. Он часто напамять цитировал теоретика Анри Бретона и говорил о сюрреалистах как бы не о самих по себе художниках, а в той мере, в какой они выполняют предначертания командующего.

 Сходились мы, пожалуй, только на Иве Танги. Том самом, у которого на всех картинах как бы морское дно, на котором разбросали и забыли свои игрушки разумные существа. И Таванец с удовольствием рассказал мне как Танги стал художником.

 В музеях и на всяких выставках модернистов я многократно слышал, как ни черта в живописи не понимающий человек говорит что-то вроде:

 - Мазня! Я тоже так могу (вариант: мой пятилетний сын так может).

 После лекций Таванца я, услышав такое, каждый раз говорил:

 - А что так зазря говорить, только языком болтать. Вы попробуйте и сделайте. Во-первых, прославитесь, во-вторых, разбогатеете, а для информации я добавлю, что за всю историю живописи только одному человеку это удалось. Только раз в истории человек, как вы вот, сказал: «Я тоже так могу», попробовал и смог действительно.

 Прославился!

 - И кто же это?

 - Француз Ив Танги. В прошлом моряк.

 Многие тут же записывали. Имя духовного предтечи.