Расскажу лучше о ГАЛЬПЕРИНЕ Петре Яковлевиче. Он вел у нас психологию.
Как-то повелось, что у нас в стране два высококлассных, мирового уровня психолога: Леонтьев и Лурия. Ну а кто третий, замыкающий? Нас устроил ответ, что именно он, П.Я. Гальперин.
Это был вежливый, стройный господин с полностью седыми, белыми волосами. У нас говорили, если ты студент МГУ и с тобой здоровается только один профессор, то ты первокурсник, а профессор - Гальперин (если с тобой здороваются два профессора, то ты второкурсник, а второй профессор –В. В. Соколов).
На первой же лекции Петр Яковлевич сказал, что хорошо бы книгу написать по курсу, но времени нет, и ему посоветовали записать весь курс на магнитофон, а потом с записи сделать книгу. За это дело взялся мой товарищ Боря Охберг, я может быть еще напишу о нем. Он усаживался прямо перед кафедрой Гальперина, включал магнитофон, поднимал преданное лицо на профессора и засыпал, если ничего не случалось, на всю лекцию. За зеркальными очками не видно было, что Борины глаза закрыты.
Петр Яковлевич был образцовым лектором, правильная речь, интересная тематика. Если бы можно, полкурса пошли бы у него специализироваться. Но нет, нельзя. И когда они были только отделением, было нельзя – элита, снизу из философского плебса к ним было не пробиться, тем более, когда стали отдельным факультетом...
П. Я. был специалистом по детской психологии и текст его был переполнен примерами из его личного научного опыта. Когда он вставлял замечание: «В моей лаборатории мы давали нашим подопытным оболтусам задание...», - все просыпались. Даже Боря.
Я запомнил, что неплохой способ взбудоражить аудиторию – сослаться на личный уникальный опыт.
Марлен (марксистско-ленинскую философию) дребезжащим, старческим голосом нам читал заведующий кафедрой, профессор. Говорили, добрый, в жизни понятливый человек. Его лекции запомнились тем, что он нередко говорил ахинею вроде:
- Наши идейные враги на Западе яростно критикуют нас за то, что якобы Владимир Ильич Ленин не занимался, полностью игнорировал проблему n, философски первостепенно важную. Нам же опять удалось посрамить супостатов, нам удалось с математической точностью доказать, что Владимир Ильич Ленин, может быть и занимался этими вопросами...
Ленина он всегда называл полностью – Владимир Ильич, и главное, голос его, и без того слабый, начинал прерываться, переходил во всхлипывания. И... И... каждый раз, произнося священное имя, он с восторгом, с ожиданием поворачивался всем телом к входной двери.
Я было предложил ребятам разыграть КВНную сценку: кто-то одевается вождем, портретная точность неважна, и по команде, когда профессор опять начинает вожделенно заикаться на его имени, войти в аудиторию со словами:
- Здгаствуйте, товагищи!
Мы посмеялись, но отказались от этой идеи в опасении инфаркта.
Запомнилось, что хоть и не все, но многие лекторы произносили имя Ленина особенно, с выделением, с придыханием. Видимо, это говорит о преданности, об искренней влюбленности, о степени партийного патриотизма. Мне это было странно. После Соболева, который в пересыльной тюрьме на Красной Пресне булавкой выкалывал глазки газетному Ленину, всякий восторг в отношении этого человека казался мне театральным. Но политэконом Гуткин, довольно ровно читая лекции, буквально взревывал на словах:
- Но товарищ Ленин...
- И тогда товарищ Ленин...
Чем будил по полаудитории ни в чем не повинных студентов.
На одном из последних курсов нам читали какой-то истматообразный предмет. Каждую лекцию читал новый приглашенный лектор, специалист именно по этой теме. Тему «Армия и государство» раскупоривал для нас доктор философских наук, профессор, генерал-майор, заведующий кафедрой какой-то военной академии. Речь его, произнесенная по-военному громко и отчетливо, была антисемитской в заметной мере. Он, конечно, ни разу прямо не назвал эту виноватую во всем нацию, но ясно излагал многочисленные обвинения в ее адрес.
Самое удивительное было то, что по ходу лекции, именно в местах критики евреев ему аплодировали. Четыре-пять раз за лекцию. В МГУ вообще иногда лекторам аплодировали. Не часто, не всем. Асмусу – никогда. У нас только Гальперину, и я слышал, сам хлопал, на некоторых других факультетах. Но за одну лекцию пять раз не хлопали даже мне. Нет, не все аплодировали, даже не половина аудитории, все-таки и чистых по паспорту евреев у нас было как минимум шесть, не удивлюсь и цифре десять. но определенно несколько десятков человек были «за».
Не знаю, получится ли, но я планирую написать и о евреях, и об антисемитах, а пока этот генерал. Мне запомнился.
Историю КПСС нам читали, как и высшую математику, два года. Математика полезна. Уверен, как и логика, никому не помешает. Может быть, кроме художников и певцов. Ну еще клоунов в цирке.
Есть множество предметов бесполезных. Тема сложная, здесь, в Америке для многих эмигрантов из России, одна из любимых. Мол здесь в школе преподают чихание, сопение, сморкание, предметы совершенно бесполезные. А мне вот, например, из многолетней школьной химии пригодилось в жизни лишь несколько слов, и то только для решения кроссвордов. А вождение автомобиля очень бы даже пригодилось. Не просто решить, что нужно, что полезно.
Однако есть предметы не просто бесполезные, а прямо вредные. Если бы провели голосование, я бы свой голос отдал именно за историю КПСС. Оруэлл достаточно хорошо и сильно об этом написал, но меня всегда удивляло, что сами профессора этой псевдонауки исключительно плохо знали свой предмет. Все в спецхране, все засекречено, или просто запрещено. Такая вот история.
Но нам неожиданно и очень повезло. На лекции я не ходил. Ни имени, ни внешним видом профессора не интересовался (и вдруг вспомнил! Историю КПСС вел Рахманов. Незрячий. Он говорил обычный, надоевший всем бред, но с таким искренним энтузиазмом, так остро, по театральному изменял голос, приводил такие наглядные примеры преимуществ социализма, что даже самые оголтелые среди студентов коммуняки недоуменно переглядывались... Ну че с него взять? Слепой. На сей раз в том смысле, что жизни не видит, не знает, гораздо больше, чем просто незрячий). Сдать предмет было не делом ума и знаний, только совести.
Только у этого предмета, истории КПСС, практически совпадали учебники для университета и для школы. Ограниченное число имен и дозволенных фактов. Надо было только без стыда произносить эту гнусную ложь.
Однако на втором курсе вести семинарские занятия у нас стал молодой парень. Не запомнил его имени, но к нему я ходил, не пропускал. Он завершал свою карьеру молодежного босса и с высокого поста второго секретаря московского горкома комсомола планировал (планировал – замышлял и планировал – спускался вниз своим ходом) к месту на университетской кафедре истории КПСС. Он не вел семинар в обычном понимании, даже не отвлекался на обычные, заявленные в методичке темы. Из раза в раз он сам рассказывал в лицах, как происходит судебный процесс над Синявский и Даниэлем. Процесс был закрытым, но лично у него был допуск, и он не пропускал.
Сейчас все это опубликовано, кто интересуется, легко прочитать, но тогда в газетах обычная злобная, ядовитая шумиха, спустили натасканных на живое журналюг и совковых классиков. Привычное «Ату их!». Сплошная махровая ложь.
Молодым уже трудно объяснить как травили Б. Л. Пастернака за книгу «Доктор Живаго». «Правда» в каждом номере печатала по сто писем от держателей диктатуры пролетариев:
- Я, Маруська Дынина, из совхоза «Запах Ильича», задоила за год восемнадцать коров, две из них насмерть. Я, конечно, эту гнусную клевету не читала (вообще читаю по складам, а подписываюсь крестиком), но скажу...
Один образчик откровенной лжи запомнился. Остервенелый критик процитировал «Говорит Москва» Даниэля о том, что «от живота веером, очередями, бросил гранату и опять очередь...».
И страстно вопрошал у нечитавшей общественности:
- В кого стреляет из автомата от живота очередями господин Даниэль? В кого бросает гранату? В нас, советских людей.
Ну и так далее, возбуждаясь до озверения.
А ведь можно проверить, у Даниэля совсем не так. Ложь, ложь, платная ложь! Там герой размышляет, кого бы он хотел убить, если безнаказанно. Никого. Перебрал всех врагов, начиная со школы. Иным хотелось бы в ухо, в зад коленом засветить, но убить? Никого. Разве что паханов из Политбюро КПСС, врагов страны и народа. Вот их бы от живота веером.
Продажный критикан, дешевка это читал. И заведомую ложь, навет, клевету не постеснялся опубликовать. Он, во-первых, был уверен, что никогда не опубликуют, его за язык не поймают, а, во-вторых, не видел разницы между народом и членами Политбюро. А может он, как и я, догадался, что слово народ в прессе используется как синоним ЦК КПСС. В этом случает профессиональный лжец почти не соврал.
Этот парень, ассистент кафедры истории КПСС, заглядывая в собственные записи, спокойно, со словесными портретами рассказывал, как проходит процесс. Что сказал прокурор, что ему ответил Даниэль, как защищал себя Синявский. Он рассказывал и о процессе над Буковским и другими диссидентами. Самое главное, он говорил обо всех этих людях с теплотой, он явно был на их стороне. Получалось по его тону, что и другие чины с высокими допусками тоже сочувствовали обвиняемым и смеялись-насмехались над прокурором и судьями.
Помню, я с восторгом, но и некоторым недоверием подумал, разваливаемся.
Хотя не надеялся даже.
Я носился с этой газетой, совал эту цитату, спрашивал где он читал? Кто ему дал читать? из чьих рук? как это он публично признается, что читал антисоветчину и не боится?