Русская философия

Р у с с к а я   ф и л о с о ф и я

 То, что мы изучали на этой кафедре, в значительной мере повторяло предмет школьного курса «Русская литература». Имена те же: Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Герцен, Огарев, Писарев, Толстой, Достоевский. Белинский мне понравился. Писатель Набоков его ругает даже за безобразный, по его мнение, литературный вкус – род занятий Виссариона Григорьевича, а уж обо всем остальном, включая эрудицию и общий интеллект, лучше пропустить.

 Мне Белинский показался публицистически острым и убедительным. В отличие от Чернышевского. Лектор нам сказал, что Чернышевский уступает Марксу как экономист, но превосходит его как философ. Опасная фраза, но видимо, можно было защититься русским национальным патриотизмом (о нем выше). Бессвязные мысли-сусли, очень много неубедительной ругани, ну просто-таки ранний Ленин. На меня выпал жребий и к семинару я готовил доклад по письму Чернышевского сыну.

 Несколько моих соучеников убеждали меня, что такое невозможно, что у него не было никаких сыновей, что Чернышевский был полным, законченным импотентом и за всю жизнь к дамам не приближался. Не знаю, не интересуюсь. Письмо такое было, я его читал. Якобы невинный сынуля увлекся теориями Лобачевского, и мудрый папаша его отговаривает. Давно я это читал, никаких конспектов не осталось, кроме какой-то оскомины. То, что великий русский мыслитель ни черта не понял в геометрии, в геометрии Лобачевского, никакого, или почти никакого, стыда нет. Думаю девяносто пять процентов населения земли не разберутся, но зачем свое непонимание выставлять напоказ, куражиться им – это напрягает.

 Все это мельком упомянуто в посвященном Чернышевскому романе Набокова «Дар», которому в сумме было выдано целиком и полностью. Великий публицист и литературный критик представлен в достаточно неприглядном виде.

 Отнюдь не соревнуюсь с Набоковым. Только вот это злобные нападки на гения... Не уверен в цитировании, но что-то вроде «типичная русская черта», «не понял чего-то», «не разобрался и взамен сует свою собственную ахинею». Знаю такие примеры, которые отнюдь не кажутся мне типично русскими, но зато прием Чернышевского, совершенно не понявшего гениального учения, перевалить вину за свою собственную непонятливость на гения, вижу именно типично русским.

 Рисует яйца и седла, будто их нельзя нарисовать и в теории Евклида. Не идиот? А он пишет, что в Казани все знают Лобачевского как идиота. А тот был восемнадцать лет ректором Казанского университета, одного из лучших в России.

 Как в таком случае назвать самого Чернышевского? Чернышевский достаточно изощренно и многословно кроет геометра, и слово «идиот» - самое приемлемое. Если такой считается выдающимся философом, то может быть народ, нация именно такого и заслуживает.

 Меня нервно трясло, пока я читал и конспектировал. Николай Григорьевич для убедительности сопоставляет идиотизм гения Лобачевского с поэтическим «идиотизмом» Фета. «Что такое «геометрия без аксиомы параллельных линий?» - спрашивает великий, извините за выражение, публицист. – Можно ли писать по-русски без глаголов? «Шелест, робкое дыханье, трели соловья...». Автор этих стихов некто Фет, бывший в свое время известным поэтом. Идиот, каких мало на свете. Писал это серьезно, и над ним хохотали до боли в боках».

 Не стану приводить фекально-грязные фразы великого Чернышевского о том, как он в туалет ходил грязно и запачкался до локтей. Для меня – презренный типаж.

 Друг мой Саша Абрамов, лишь добрались до Огарева, юркнул к нему, надеясь в этом друге Герцена найти надежную сухую кочку в вязкой идеологической трясине.

 Какую-то часть русской философии нам читал Николай Григорьевич Тараканов, несколько стилизованный под дореволюционного интеллигента. Он много и горестно сетовал на то, что нам читается. Говорил, что вообще не имеет права называться русской философией, это жалкая часть эпигонской, прозападной, немецкой, марксистской ветви русской философии. А подлинную русскую философию не узнаем ни мы, ни дети наши.

 Ну кто знал, что Горбачев уже близко?

 Тараканов рассказывал, что был редактором секретнейшего издания по русской философии. Чтобы получить экземпляр изданного, он должен был заручиться бумагой за пятью подписями, последняя из которых его собственная. Взращенный газетой «Правдой» в малой вере ко всему начитанному, ему я поверил. Однако, когда позже я потихоньку познакомился с трудами русских философов Соловьева, Флоренского, Шпета, Струве, то, за исключением Бердяева, человека безусловно умного, хорошо образованного, во всем остальном был несколько разочарован.

 Во-первых, огорчил меня массовый, жестокий, поповский антисемитизм. Это есть и за рубежом. Такие славные имена Вольтер, Вагнер, Фихте – обидно за людей, за философию, но как-то в процентном отношении их голоса не столь слышны. А тут почти поголовно, настойчиво и главное похоже, это и есть основная идея русской философии, едва ли не единственная. Трудно найти что-нибудь другое. Если бы они были, то уж давно были растиражированы, об этом бы говорили даже газетные шавки, а то пока одни только разговоры об отличительной черте русской философии, ее направленности на высокое, духовное. Направление – да!

 Попадания – нет.

 Во-вторых, зарубежная философия.