Д е в о ч к и
Как-то в школе проводили обязательное мероприятие. В актовом зале собрали всех, пришла писательница. Крупная женщина, на вид не вполне здоровая, не ругайте, если перевру фамилию, более пятидесяти лет прошло, помнится, что Глушкова. Ее нетленка называлась «Береги честь смолоду», запоминающееся название. Я не читал. Она говорила, рассказывала, вяло задавали вопросы, она вяло отвечала, какие-то подготовленные школьники выступали с восторгами от прочитанной книги. И наконец нас отпустили. Домой я пошел с Валерой Кравченко. Он учился в параллельном классе и жил недалеко от меня, двумя дворами дальше. Не то, чтобы он не был моим другом, не могу припомнить откуда я знаю его имя, мы с ним до этого не разговаривали ни разу. Шли, дурачились, передразнивали тетку-писательницу, пародировали ее, какие-то шуточки на самом детском уровне, не старших даже школьников. Попрощались за руки и я пошел спать.
Утром меня мама будит.
- Ты такого Валерия Кравченко знаешь? Из двадцать шестого дома, он в одной школе с тобой учится?
- Валерий Кравченко? Валерка? Мы с ним вчера со встречи с писательницей Глушковой вместе возвращались. А почему ты спрашиваешь?
- Он повесился. Сегодня рано утром. Мама ушла на базар, видела его спящим, а вернулась, он повесился.
Я позже книги по криминалистике у медиков читал. Весьма профессионально повесился Кравченко. Веревку привязал к ручке двери, ногами, пятками дверь саму зажал, чтобы не открылась, и лицом вперед провис... Когда мать с базара пришла, она долго не могла дверь открыть, уже мертвый сын не пускал. После меня его мама видела и младший брат, но никто с ним не разговаривал после меня. Несколько лет я этим мучился. Не о пацане скорбел, я и не знал его почти. Я заново весь наш единственный с ним разговор по словам, по буквам разобрал. Сотню раз прошел от школы домой, останавливаясь на каждом шагу, вспоминая что именно он мне сказал около этого дерева, возле этой урны, с какой интонацией, мимикой. Я и до сих пор чувствую свою вину, что не угадал за его балагурством, детским школьным шутовством, не распознал мысль, решимость умереть.
Я был в восьмом классе, когда отменили раздельное обучение. «Девчонки, мальчишки, мальчишки, девчонки, мы учимся вместе друзья...»
Произошло объединение школ. Самых худших, глупых, злобных, хулиганистых из нашей школы перевели в какие-то женские, а к нам пришли девочки. Тоже далеко не первый сорт, от кого женские школы воспользовались случаем избавиться. Одна только Валя Ковалева была симпатичной и училась хорошо, так в нее весь класс моментально повлюблялся. Включая меня.
А про другую толстушку Галю С. на родительском собрании для родителей девочек (теперь и родительские собрания проводили порознь, по половому признаку учащихся) училка сказала, что «Галя в школу приходит только с мальчиками зажиматься».
Но чаще других в этом смысле вспоминаю девочку Веру Л. Не только не дружил с ней, но старался стороной обходить, представления не имею, что у нее там было в прошлом, в предыдущей школе. Но у нас чуть ли не на каждой перемене девчонок выгоняли из класса, оставалась одна эта Верка и пацаны. Верка эта, не слишком симпатичная девочка, но и не противная вовсе, все заранее знала, да и после сотен опытов-то и не кричала, не отбивалась, даже не выглядела испуганной. Ее прижимали к стене и пацаны по очереди, а иногда по двое сразу зажимали ее, внаглую щупали, лезли под юбку и с придыханием и значением свистящим шепотом спрашивали:
- Верка, пойдешь? Дашь?
Она не отбивалась, не визжала, а так, вяло отпихивалась, вытаскивала уж больно далеко залезшие руки ребят на свет божий и всем одинаково ровно отвечала:
- Пойду. Дам.
Мне кажется, что не только я, но и самые наглые в классе не знали, куда идти-то надо. Но конечно же от всего этого кровь у пареньков от одних мест отливала, к другим приливала большой удушающей волной. Немудрено поэтому, что параллельно заседаниям ячейки происходили первые свидания, на которые все чаще и со все большим энтузиазмом стали отлучаться члены (здесь это слово не звучит обидно) ЦК. Среди одутловатых персонажей наших разговоров все чаще стали мелькать умопомрачительно смазливые мордашки наших подружек. Появлялся и первый еще в этом деле опыт, грубо говоря, в основном мануальный. В том смысле, что шлепать девушек по попкам («стирать грани» как пугали нас учителя на специальных собраниях, с мальчиками отдельно, с девочками отдельно). На одном таком собрании я из-под задней парты вполне революционно выкрикнул:
- Мы никакие грани не стираем, у наших девочек попки и без того не граненые, а кругленькие.
Было принято. И приятно. И между прочим, именно Валю Ковалеву, и только ее, по попке не трепали, хотя именно ее более всего и хотелось.