* * *
На квартире Золотарева еще раз заседал кадетский комитет. После того как доктор доложил об удаче своей миссии, взял слово сам Золотарев.
— Заслуга, оказанная партии Евгением Осиповичем, гораздо важнее, чем то кажется на первый взгляд, — начал он в своей обычной сладкозвучной манере. — В процессе происходящих в данный момент выборов в первый российский парламент весьма важно по образцу английскому привлечь наивозможно больше симпатий избирателей. Мы должны печься о малых сих. А между тем еще не преодолен нами предрассудок, будто бы конституционно-демократическая партия — это партия лишь имущего класса. О, как это неверно! Пусть во главе идет цвет русской интеллигенции, пусть просвещенные и свободолюбивые владельцы торговых и иных предприятий…
— И образованные помещики! — восторженно произнес худой господин в пенсне, крупный землевладелец Платонов.
— …и помещики! — подхватил Золотарев. — Помещики, которые готовы в интересах народа предоставить свои имения к выкупу крестьянам по справедливой оценке, как сказано в программе нашей партии. Так вот, господа: нам надо рассеять предубеждения, посеянные бесчестной агитацией крайних левых элементов! Нам надо показать, что мы — партия широких слоев общества. И в этом смысле появление в наших рядах простого мастерового, этого Дарагана, будет крайне уместным. Конечно же он должен выступить в «Аполло» с речью!..
Дальше были решены некоторые деликатные вопросы, связанные с предстоящим явлением народу Дарагана: выдача ему полета рублей единовременного пособия из «партийной кассы» (деньги дал не то Канаки, не то Пимонов, не то сам Золотарев) и покупка нового костюма, а также обуви. Впрочем, хитроумный Золотарев решительно воспротивился переодеванию переплетчика.
— Костюм мы ему купим, но выпустить его надо в его обычном затрапезном виде, — предложил он. — Пусть публика видит, что к нам идут, так сказать, трудящиеся и обремененные, говоря евангельским языком…
Все согласились на том, что Дарагана надо выпустить в привычном для всех обличий, то есть в рваном пиджаке, в брюках мочального цвета и в дырявых сапогах. Главное, чтобы он произнес речь. Ну, например, об аграрной реформе, предлагаемой программой кадетов.
— Текст речи я напишу, — заверил Золотарев.
— Почему именно — об аграрной? — с сомнением спросил Ахиллес Аргиропуло.
— Потому что земельная реформа, по заветам нашей партии, больше всего затронет население России и всколыхнет народную благодарность! — как всегда красноречиво воскликнул Золотарев.
Остальные не спорили: наступил уже вечер, пора было идти в Коммерческий клуб. Все поднялись.
«Если я дам ему эти пятьдесят рублей, — тревожно размышлял доктор Возницын, торопясь по еле освещенным улицам Таганрога на окраину, где жил Дараган, — он, чего доброго, запьет. Если не дам — не получится эффекта и он откажется выступать на собрании. Как же быть?»
Чуть не провалившись в темноте на каком-то дырявом мостике, перекинутом через канаву, доктор чертыхнулся и вдруг решил: «Деньги я дам не ему, а его жене!»
С облегченной душой Евгений Осипович постучался в двери покосившейся хибарки. Впустила его Марфа Филипповна. В комнате чадила керосиновая лампа. Меньшие дети спали на огромной деревянной кровати, накрытые рваным одеялом. Старший, Ваня, большеглазый мальчик, похожий на мать, придвинув книжку к лампе, стоявшей на столе, учил уроки: в прошлом году он окончил городское четырехклассное училище, теперь мать почему-то надеялась, что его бесплатно примут в гимназию. Отца семейства дома не было.
— А где Петр Кузьмич? — тревожно спросил доктор, поздоровавшись и присаживаясь на трехногую табуретку.
Марфа Филипповна только всхлипнула и вытерла глаза уголком косынки.
— Загулял?! — с ужасом вскрикнул доктор, поняв, что весь план готов рухнуть.
Марфа Филипповна молчала. Молчал и Ванюша, крепко сжав губы.
— Вот что, — надумал доктор после долгой паузы. — Пусть Ваня побежит отыщет отца и притащит домой.
— А вы, Марфа Филипповна… — Доктор полез в карман и вынул пять красных бумажек. — Вот возьмите и спрячьте. Мужу не давайте, ни-ни! Пусть вам будет на расходы, ну там на одежонку. А что касается мужа, то скажите ему: пусть сходит в магазин Адабашева, к старшему приказчику, и получит костюм-тройку. Башмаки ему дадут тоже, ну и это… бельишко. Но только, как бы это сказать?..
Доктор хотел объяснить, что именно Дараган за все эти благодеяния обязан был сделать, но, посмотрев на жену будущего партийного деятеля, замолчал. Марфа Филипповна, как завороженная, глядела на деньги и не смела взять их в руки. Никогда она не держала таких денег! И не кроется ли здесь какое-нибудь страшное преступление, которое должна «взять на душу» она или ее несчастный муж? С одной стороны, не похоже на милого доброго доктора, но с другой — как-то боязно: вдруг ни за что ни про что дают полсотни да еще костюм и белье в придачу. Что-то здесь нечисто!
Оторвавшись от книги и повернув фитиль в лампе так, что теперь свет падал на лицо доктора, Ваня тоже с недоверием и страхом глядел на него.
— Да возьмите же! — с досадой повторил доктор, протягивая кредитные билеты Марфе Филипповне. — Что я вас, на убийство нанимаю, что ли! Просто нам требуется от вашего мужа небольшая услуга. Даже не услуга, — запутался доктор, — а как бы сказать? Ну, приобщение к обществу… Хочется, чтобы Петр Кузьмич на людей посмотрел и себя показал. Ну, выступил бы завтра на митинге, потребовал бы выкупа земли по справедливой оценке, как этого желает наша программа!
— Нам земля без надобности, — тихо сказала Марфа Филипповна, по-прежнему не беря денег. — Нам бы вот клею переплетного купить да коленкору на обложку.
— Вот-вот! — обрадовался доктор и стал совать бумажки в руку женщины. — И клею купите, и коленкору, и вот старшему сынишке…
Доктор критически оглядел хилого мальчика, нищенски одетого.
— Купите штаны и… Это я уже как врач говорю: ему надо лучше питаться! Сливочного масла и яичек!
— Не надо мне масла, — сердито буркнул мальчик и поглядел на доктора исподлобья, как волчонок.
— Что ты, Ванюша! — испугалась мать. — Так отвечать нашему благодетелю! Да я век буду благодарна! — заплакала она. — Век за вас божьей матери молиться буду!
Она уже взяла деньги.
— Так вы пошлите мальчика! — напутствовал доктор на прощание. — И когда ваш муж придет в себя, пусть меня повидает. Да срочно! Я ему все объясню. Ну, прощайте! Мальчика сейчас же пошлите!
— Да я сама пойду, я скорее его найду, — кланялась доктору в ноги Марфа Филипповна. — Не извольте беспокоиться!
Доктор ушел, солидно покашливая и стараясь не глядеть на Ваню, который ему очень не понравился своей несговорчивостью.
Свободное копирование
