Записки советского адвоката - 28

9. Земельный кодекс 1922 года

Земельный кодекс тоже умер быстро, хотя на составление его было потрачено немало сил, причем хороших сил. В особенности, в отделе землеустройства видна была опытная рука, может быть даже бывших столыпинских работников.

Формально земля, воды, леса, недра объявлялись достоянием трудящихся. На самом деле все эти дары природы являются просто партийной кассой. Если какая-нибудь консервативная партия в Англии имеет в кассе миллион фунтов стерлингов, то ВКП(б) имеет в своем распоряжении нефть, каменный уголь, все минералы и металлы, золото, серебро, леса, моря, железные дороги, пароходы, фабрики, хлеб и 180 миллионов бессловесных рабов, часть которых работает в местах заключения бесплатно, а остальные — за фальшивые деньги, т. е. за необеспеченные советские бумажки. Крестьяне же не получают и этого, а платят своим трудом за право влачить на национализированной земле полунищенское существование.

Право собственности на землю и право аренды упразднено. Одна из статей Земельного кодекса гласит, что все строения, сооружения и насаждения, соединенные с земельным участком пользователя, принадлежат последнему. Он может их продать, а новый пользователь должен предварительно испросить у местного земельного общества согласия на пользование земельным участком. Если оно откажет, дело разбирается в Земельной комиссии — это специальный земельный суд по всем земельным спорам, а также по разделам крестьянских дворов, когда один из членов семьи выделяется из двора, требуя себе доли. Обычно выходит из двора женатый сын с семьей, забирая себе значительное количество земли и имущества.

В дополнение к Земельному кодексу была издана «Инструкция о разделе крестьянских дворов». В ней указано с первых же слов, что целью ее является установление «устойчивого» землепользования и создание «прочных товарных крестьянских дворов», т. е. создание крепких крестьянских единоличных хозяйств, дающих продукцию на рынок, — по более поздней советской терминологии, «кулацких хозяйств», на разрушение которых была брошена в скором времени вся сила большевистской государственной власти.

Не является ли эта «инструкция» продолжением мысли Столыпина о создании «крепкого мужика» как опоры государственного строя? Может быть, авторы думали, что сильный, крепкий, новый крестьянин воспрепятствует дальнейшему углублению революции, приведет в равновесие общественные силы и положит преграды дальнейшим социалистическим опытам. Так или иначе, все составители заплатили за эти мечтания своей головой.

Попытку приостановить измельчание и оскудение крестьянских хозяйств, укрепить их и придать им «товарности» можно видеть в одной из статей Земельного кодекса, которая гласит: «Требовать раздела двора могут лишь лица, достигшие совершеннолетия и пробывшие в дворе не менее двух севооборотов, а при отсутствии правильного севооборота пробывшие не менее 6 лет». Кроме того, «Инструкция о разделе дворов» ставит некоторые преграды растаскиванию двора, который может быть объявлен недробимым в земельном отношении в случае выхода из него какого-нибудь члена семьи. В этом случае последний получает только долю имущества в зависимости от времени, проведенного во дворе, земельный же надел он должен получить от местного земельного общества.

Однако то, что хотела дать правая рука, очень быстро было отнято левой. «Партия и правительство» увидело «товарность» в другой системе — в коллективизации. Удар, же был нанесен не только по крестьянину, но и по теоретикам единоличного хозяйства.

Одновременно с грандиозным процессом «Промпартии», о котором я говорил, подготовлялся к постановке на судебной сцене советского правосудия процесс «Крестьянской партии, во главе с Кондратьевым и Чаяновым. Спектакль этот не состоялся: «виновные» были просто расстреляны в подвалах. Сталин боялся, что эти мужественные люди на суде подвергнут жестокой критике гнилую систему коллективного хозяйства. А это могло оказать губительное влияние на колхозы, только что начинающие «процветать». Таковы были слухи и разговоры, проникавшие в юридическую среду.

Мне случайно попала в руки объемистая книга Кондратьева по крестьянскому вопросу. Я не смог ее прочесть всю, но помню, что в ней указывалось на быстрый рост, подъем и развитие единоличных крестьянских хозяйств в России в дореволюционный период в связи с дешевым кредитом сельскохозяйственных товариществ, работой земельных банков, земств и других мероприятий. Видимо, Кондратьев был крупный авторитет в крестьянском вопросе. И вот его расстреляли.

Все это право собственности на строения, сооружения, все это устойчивое землепользование, товарность дворов — исчезло, как только началась коллективизация. Прекратились иски о разделе дворов, так как нечего уже стало делить: земля отошла к колхозу, лошади, коровы, телеги, сеялки, веялки, бороны, хомуты, вожжи и даже кнуты — все было отнято. Наступило сразу полное оскудение крестьянского двора, которому осталась одна телка, но и ту кормить было нечем. О том, чтобы построить новую хату, и мечтать было уже нельзя: все рабочие руки семьи в будни и в праздники заняты на бестолковой колхозной работе, так что некогда помыться и постирать белье, а привезти столбы, хворост, глину не на чем, так как колхоз вечно в «прорыве» по выполнению плана и даже не может дать подводы, чтоб отвезти роженицу в больницу.

Земельные комиссии, разбиравшие споры о земле и о разделе имущества, куда-то исчезли так же, как вдруг исчез и сам Земельный кодекс со всеми крестьянскими правами. Исчезло и право собственности у крестьянина вообще. У него остались одни лишь обязательства всех видов поставок, вплоть до поставки своего голоса при выборах в Верховный Совет.

При внутриселенном и межселенном размежевании земель для колхозов поступали все строения, сооружения и насаждения в степи на хуторах; межи зачастую проходили через сад или хату, и эти еще дедовские постройки ломались, насаждения выкорчевывались, колодцы заваливались. Владельцы не получили никаких компенсаций. Впрочем, некоторые получили ссылку в Сибирь.

Раз ко мне пришел клиент, древний старик из станицы Ионивка (так старые люди называют станицу Ивановскую), и жаловался, что у него хутор в степи разрушен. Он мне рассказывал:

— Сколько мне лет, я уже не помню, но когда я был подростком, мы как-то пахали в степи, конечно, с винтовками. Налетели черкесы, завязался бой, и меня взяли в плен. Они ускакали со мной за Кубань, а затем в своем ауле посадили в глубокую яму, на ногах у меня были деревянные колодки. Мне бросали в яму кукурузные лепешки и опускали воду в кувшине. Затем стали меня брать на работу. Не помню, сколько времени прошло, но потом меня оженили и дали хату. Перед свадьбой меня окрестили в турецкую веру. Я уже имел двух детей, но решил бежать. Бывало, ночью выйду за саклю, упаду на «уколюшки» и прошу Господа Бога простить мне, что я обасурманился. Я убежал и вышел в то место на Кубани, где теперь станица Троицкая, а тогда там были большие камыши. В это время меня настигла конная погоня, но на другом берегу Кубани на большой белолистке сидел дозорный казак, а под деревом был пост и привязаны байдаки. Я бросился в воду и закричал по-русски: «Ратуйте, братья казаки, ратуйте, кто в Бога верует!» Дозорный поднял тревогу, казаки вмиг открыли огонь по камышам, а другие отвязали байдак и подобрали меня из воды. Я вернулся в свою станицу и вот уже больше 50 лет занимаюсь хлебопашеством. Ныне пришли какие-то чужие люди, ругаются непотребными словами, гонят меня с земли и поломали весь мой хутор в степи. А ведь эта земля наша, она полита казачьей кровью и потом, везде были плавни, камыши, неудобица, мы ее обжили, распахали, обстроили и завели садочки. Пусть они идут и обживают плавни: их от Темрюка до Ейска 300 верст. А они берут наше, готовое. Сколько наших померло здесь от лихорадок и других болезней, пока мы эту землю привели в порядок и в жилой вид, а ее отдают ныне каким-то людям из Рязанской губернии.

Что я мог ему сказать? Что он снова в плену, что опять его хотят «обасурманить»? Что во время гражданской войны казаки снова хотели его спасти, но красная сила одолела их?

Итак, Земельный кодекс исчез, как исчезли и земельные суды, т. е. земельные комиссии. На смену им явился сталинский «Образцовый колхозный устав», согласно одной из статей которого председателю разрешалось даже налагать штраф в административном порядке на неисправных членов. Вместе с тем каждый колхоз получил огромную толстую книгу, размером в окно, в красном коленкоровом переплете, с тисненным золотом советским гербом. В этой книге изображены и расчерчены в красках все земельные угодья. На книге также напечатано тисненым золотом: «Земля на вечность такого-то колхоза». «Земля на вечность» — это подделка под крестьянскую психологию. А колхозники говорят: «Это не земля, это наше рабство на вечность».