В марте 1963 г я попал первый раз на Таджикскую МИС, расположенную в Гиссарской долине, в поселке Карахан Сардаров, километрах 20 от Душанбе. Из Ташкента в Душанбе летел на ИЛ-18 над Тянь-Шанем. Такого дикого нагромождения скал больше не приходилось видеть. Непривычно яркое, жгучее солнце на безоблачном небе, снежные вершины вокруг.
Поселяют в Душанбе, в гостинице того же наименования. До МИС регулярно ходят автобусы.
Работа началась со сборки полученного в разобранном виде плуга. Главный инженер, молодой русский парень, спрашивает, сколько человек нужно в помощь, намекая тут же, что с кадрами напряженка – в разгаре весенняя компания. Прошу в помощь только инструменты и пару слесарей. Располагаюсь на машинном дворе, на открытой площадке. Хотя воздух ещё прохладный, солнце припекает, и я, раздевшись по пояс, приступаю к работе. Через полчаса ко мне подходит главный инженер проверить, как идет работа. Увидев меня полуголым, заставил одеться, а когда я начал ссылаться на солнечный Алтай, он показал на свой обгоревший нос и объяснил, что немного не поберегся при походе в горы. Вечером я хорошо почувствовал его правоту.
Испытания начались хорошо, но приехали мы с плугом поздновато, пахотный сезон завершался, а нам не хватало до заданного объема гектаров 20.
Сидим у главного инженера и гадаем, что делать. Главный уже всех соседей обзвонил – все уже отпахались. Пока выхода не видно. И тут заходят два аксакала – старые таджики с роскошными бородами, в халатах и тюрбанах.
- Большой начальник есть?
Главный инженер:
- Я начальник.
- Не, ты молодой, нам большой начальник надо.
- Директора сегодня не будет, в Душанбе уехал. Говорите, что нужно, я решу.
Мнутся, перешептываются.
- Ну, давайте, давайте, говорите!
- Немного пахать надо.
Я подскакиваю от радости:
- Много?
Старики опять мнутся:
- Не очень.
- Где?
- Отсюда посмотреть можно.
Выходим на крыльцо одноэтажной конторы, старики на крыльце разворачиваются и тычут пальцами в сторону виднеющейся над крышей горной цепи. Кое-как добиваемся от стариков, что пахоты должно хватить на несколько дней.
Садимся в машину и катим в горы. Через час подъезжаем к высокой сопке и пешком полкилометра идем по 45-градусному склону. Выходим наверх. Перед нами роскошный вид на Гиссарскую долину, а рядом – сравнительно ровная площадка гектаров 20-30. На ней копошатся несколько групп людей – что-то садят. Земля удовлетворительная. Оказывается, там давно существуют частные огороды, не учитываемые властью. Полевой сезон проходит с начала марта по июнь, пока хватает зимней влаги (дожди там летом не бывают).
Решаем, что предложение аксакалов нас устраивает, необходимо только решить проблему – доставка наверх трактора и горючего. Трактористу показали дорогу, по которой он поднялся за день.
Для подвозки горючего нам придали ишака. Я поначалу скептически отнесся к этому экзотическому для нас виду транспорта и попробовал представить, сколько ему ходок надо будет сделать, если молодой конь, поднимаясь по склону в поводу, без груза покрывался пеной. Однако, к моему удивлению, ишачок с двумя полными флягами солярки, которые по объёму не намного меньше его, семенящей походкой, без передышки поднимался на сопку. Там мы и завершили испытания.
За протоколом я поехал зимой, в конце декабря. Составление протокола затянулось, подходил Новый Год, который я должен был встретить обязательно дома. Дело в том, что в то время моя супруга училась в Новосибирском мединституте и на Новый Год обещала приехать в Рубцовск. Пришлось мне пасть на колени перед главным инженером с просьбой и приложением универсальной валюты. За 4 дня до Нового Года протокол был получен.
Но за три дня до этого впервые за 50 лет лег снежный покров. В гостинице МИС этого не ждали, не установили отопление и не заменили побитые стекла. Три ночи пришлось ночевать между четырех матрасов – два снизу, два сверху. С транспортом тоже возникли проблемы – непривычный для местных водителей гололед. Поэтому автомобильное движение было ограничено.
По счастливой случайности мне нашлось место в кузове полуторки, идущей в Душанбе. В полдень мне нужно было попасть на аэродром, чтобы к четырем часам оказаться на вокзале в Ташкенте и сесть в последний поезд, успевающий к 31 декабря в Рубцовск. Но дорога была скверная, машина еле ползла и в аэропорт мы прибыли с опозданием минут на 40. Настроение у меня было похоронное. Какая же была радость увидеть на табло объявление о задержке моего рейса на час!
К трем часам я был уже в Ташкенте и мчался на такси к железнодорожному вокзалу. Ташкент был в снегу и морозной дымке – на улице -30;, на улицах колонки с сосульками до земли и замотанные в ватные халаты и овчину редкие прохожие.
Забегаю в кассовый зал, там пять одинаковых окошечек. Пассажиров кроме меня нет, т.к. уже объявлена посадка. Подбегаю к первому окну – билета нет, ко второму – нет, Так до пятого окна. Всё-таки бог есть, в пятом окне билет нашёлся, и я за пять минут до отправления заскакиваю в вагон и, успокоенный, на три дня заваливаюсь на полку отдыхать от пережитых волнений.
Это была моя последняя поездка в Среднюю Азию.