3. Студенческие годы в Алтайском сельхозинституте
В 1954-59 г. г. учился в Алтайском сельскохозяйственном институте на факультете механизации. Пошел в сельхоз по двум причинам: на вступительных экзаменах не требовался иностранный язык, и время поступления совпало с компанией по освоению целины, комсомол призывал молодёжь на село. Вступительные экзамены вытянул на математике и химии. На химии мне просто чудовищно повезло. На сколько – можно представить из того, что после химии наша группа абитуриентов уменьшилась с 23 до 3-х человек – нужно было расчистить место в общежитии для абитуриентов второго потока.
Мне попал вопрос по катализаторам, который я готовил на химическом кружке в школе. Мой ответ так понравился химику (исполнявшему обязанности председателя приемной комиссии), что он спас меня, когда я поспорил с преподавателем на экзамене по русскому языку и она хотела поставить мне неуд.
Факультет наш был очень молодой, мы были пятым выпуском. Лаборатории были слабо оснащены оборудованием. Практические занятия по технологии мы начали с подъёма токарных станков на второй этаж. А по некоторым предметам практические занятия проводились на близлежащих заводах.
Преподаватели
Преподавательский штат был укомплектован в основном доцентами, аспирантами и инженерами-производственниками.
Запомнилась кафедра сопромата, про преподавателей которой говорили:
- Один еврей как еврей, два еврея как русские, один русский как еврей.
Первый, Рувим Петрович Ланкин , к.т.н. лет 50, читал лекции по сопромату. Начало нашего учебного года совпало с его неудачной попыткой защитить докторскую диссертацию. В это время его замещал инженер-производственник, плохо подготовленный к работе с большой аудиторией. Рувим Петрович приступил к работе с темы «Поперечный изгиб балок».
Прочитав лекцию, он спросил:
- Вопросы есть?
С задней скамьи поднимается студент:
- Рувим Петрович, а почему деревянные балки лопаются не поперек, а повдоль?
Рувим Петрович минуту жует губы и выдает ответ:
- Выйди вон! Ещё вопросы есть?
В ответ – мертвая тишина.
Доучивали сопромат на практических занятиях, который вел другой еврей Викентий Абрамович (он же преподаватель ТММ). Не знаю, имел ли он ученую степень, но человек он был приветливый, внимательный, не жалел своего времени на разжевывание вопросов, непонятых нами на лекциях.
Третий еврей – Леонид Исаакович вел теоретическую механику.
Познакомился я с ним на вступительном экзамене по математике. Выслушав мои ответы по билету, он продиктовал мне простое уравнение. Я добросовестно принялся раскрывать скобки и перемножать члены. Через несколько минут до меня дошло, что в результате я получу кубическое уравнение, которое мне придется решать ещё полчаса. Ещё раз посмотрев на исходное, я стер с доски первую попытку решения и написал ответ. Леонид Исаакович удовлетворенно хмыкнул и поставил мне пятерку. После этого у нас установились хорошие отношения и не только на время учебы. Когда я работал на Опытном заводе СибИМЭ, несколько раз встречался с ним в стенах СибИМЭ, куда он приезжал по поводу защиты своей диссертации.
Лекции он читал такой скороговоркой и не очень четкой дикцией, что его не только конспектировать, но порой и разобрать было сложно, пока мы не адаптировались к его говору. Вывод формул он писал не по памяти, а проводя математические преобразования как сейчас говорят «on line». В этом мы убедились, когда он, доказывая теорему Мещерского и исписав плотно обе стороны доски, получил результат, который его страшно удивил. Озадаченно почесав подбородок вымазанной мелом рукой, он вернул доску в исходное состояние и начал её внимательно изучать. Минут через пять он ткнул пальцем в написанное и с извинениями пояснил, что он в этом месте по ошибке поставил «+» вместо «минуса». Ещё через пять минут он получил требуемый ответ.
Математику преподавал единственный на кафедре русский Гаврила Михайлович Никулин. Как к преподавателю претензий мы к нему не имели, но и большой любви к нему у студентов не наблюдалось по причине его ехидности. В народе ходил слух, что он раньше преподавал в педагогическом, но ушел оттуда после того, как студенты спустили его с лестницы.
Нас он поразил своим вступлением – выйдя к доске, он после формального «Здравствуйте!» сразу произнес свою коронную фразу:
- Возьмем ф-у-у-у-у-нкцию.
- Где возьмем, Гаврила Михайлович? – спрашивает какой-то любопытный студент.
- Возьмем, и всё! – с математической точностью отрезает Гаврила Михайлович. Этот ритуал установился на весь курс математики.
На практических занятиях он снова поражает нас:
- К следующему занятию решить примеры №№ 50 – 150.
- Может быть 55? – растерянно переспрашивает кто-то из нас.
- 150! – отрезает Гаврила Михайлович.
Да-а, это не в школе!
Конечно мне, по случаю попавшему в конструкторы, эта школа пошла во благо и я потом не раз с благодарностью вспоминал эту «ф-у-у-у-у-нкцию». Но зачем это колхозному механику?
Были преподаватели, которые попали на студенческий юмор, как на крючок.
Одним из них оказался преподаватель сельхозмашин – скромный, вежливый старичок, одним из главных достоинств, кроме знания и желания передать их нам, была замечательная, блестящая лысина на затылке. Когда нужно было что-то написать на старой, отполированной доске, он заботливо спрашивал:
- Не отсвечивает?
- Отсвечивает! – хором отвечали мы.
Преподаватель переходил на другой край доски и сцена повторялась, так несколько раз.
Другим объектом для развлечений студенты избрали молодую преподавательницу английского языка, которая приехала в Барнаул с мужем по распределению, который преподавал у нас же физкультуру. Кажется, они учились одной специальности, поэтому наши познания в английском за первый год прибыли слишком мало.
Видимо, эта дама полагала причиной тому нашу деревенскую тупость, по крайней мере это было написано на её густо напомаженном лице. Взрывпакетов и кнопок мы ей не подкладывали. Мы просто изображали непонимание сказанного ей, умышленно коверкали слова, доводя её до истерик, пока ей не нашли работу по специальности, а нам – тоже молодую, но знающую и доброжелательную преподавательницу.
Самыми колоритными фигурами были преподаватели термодинамики и диалектического материализма.
Первый был сухощав, подвижен, с кавалерийскими усами и имел от студентов соответствующий псевдоним – «Термоус». Лекции читал четко, понятно, и по военному лаконично. Экзамены принимал так же. Ответ студента слушал не перебивая и не переспрашивая и не давая наводящих вопросов. Если в ответе не было существенных изъянов, ставил «отл» и отпускал. Но не дай бог чего-то недоговорить, показать неуверенность в знании! Тут начиналось такое аутодафе! С вежливостью инквизитора Термоус спрашивает:
- Вот Вы тут сказали то-то. Объясните, почему.
Студент пытается что-то придумать, но снова натыкается на уточняющий вопрос. Процесс длится, пока у студента не взмокает спина или он не сдается добровольно. Редко кто выходил благополучно из этой ситуации. Мне, к счастью, повезло знакомым вопросом и ни разу не сбиться. Жаль только, что курс термодинамики был очень сжатый (всего один семестр), а ведь он имеет не только техническое, но и философское значение, важное для понятия процессов в природе и обществе, особенно второй закон, цикл Карно.
Второй, ещё более колоритной фигурой был преподаватель диалектического материализма, в прошлом майор КГБ, по слухам уволенный за расхождение во взглядах с начальством. Мужик он был лет 50-ти, высокий, плотный, представительный, голова крупная, с широким, выпуклым лбом и красивым породистым лицом. На лекциях предмет он излагал в рамках учебника, а когда выдел, что аудитория начинает дремать, выдавал очередной политический анекдот или какую-нибудь подробность из личной жизни итальянского премьера. На зачете разрешил пользоваться учебниками. Похоже, его отношение к своему предмету было не лучше нашего.
Однажды кому-то пришла в голову идея пригласить майора на вечер танцев прочитать положенную в таких случаях лекцию по международному положению. Собрались часов в 8 вечера. Лектор исполнил свой долг и начал отвечать на посыпавшие вопросы. Время было 20-го съезда партии, началась ломка стереотипов, появилась прежде недоступная информация, которой у майора было в избытке. Уже полдвенадцатого он остановил нас:
- Ребята, через полчаса зал закроют. Потанцуйте хоть немного.
Свободное копирование
