Сухая мелиорация дух Родины подняла и опустила

Сухая мелиорация дух Родины подняла и опустила

Личные мемуары о красной эре (38)

 Повальная осушительная мелиорация 60-х годов моих детства и юности непосредственно не коснулась. Ну, слышал, что в Свядицу и Далики понаехало мелиораторов видимо-невидимо. Местные девки повыскакивали замуж за героев того времени мелиораторов. Те повывезли наших молодок в чужие края или наоборот сами остались на нашей земле навсегда. А ещё соседние речки Свядицу и Старобинку загнали в канавы. Однако моих любимых Эссы и Берещи не тронули. Поэтому в связи с плохим знанием важного в жизни СССР процесса рассказывать о нём не буду. Общие рассуждения в мемуарах не к месту. В них должны быть лишь конкретные факты, переваренные моим существом и зафиксированные собственными глазами.

 Мой отчий дом в деревне Гадивля, входящей в состав колхоза «Родина», стоял в отдаленной части поселения, называемой Горой. Можно даже сказать – в кустах. От остальной деревни мою семью отделяла густая берёзовая роща вперемежку с осинами. С цивилизованной Гадивлей Гору связывали две тропинки и всегда грязная просёлочная дорога.

 В нашей хате в 50-х годах располагалась школа, и ученики все перемены проводили в придворном березняке. Играли в войну, прятки, догонялки, спускались с берёз…

 Перед моей армией в Гадивлю понаехали мощные трактора Березинского спецотделения «Сельхозтехника», впоследствии переименованного в райсельхозхимию. Началась сухая мелиорация окрестностей Горы. Процесс, видимо, для облегчения произношения ещё именовался культуртехникой. Бульдозеры начали срезать кусты, взгорки, сталкивать древостой в длинные узкие валы.

 В 1972-м демобилизовался. Родной Горы не узнал. В основную Гадивлю была насыпана добротная дорога. Вокруг распростирались необозримые поля. От бывших грибных урочищ Глинище, Авласов Хутор, Женьков Лагерь, Канава не осталось и следа. Растерялся. Не знал, радоваться такому цивилизованному перевоплощению любимых турков-борков или же огорчаться по причине их исчезновения. Но я был воспитан в духе патриотизма к делу Ленина, поэтому решение принял быстро: что ни делается, то к лучшему.

 Раньше куда не повернёшься во дворе, взор упирался в близкую лиственную зелень или сезонную серость оголившихся на зиму деревьев и кустов. А теперь – простор! Гуляй взор! Надо же – с порога Большак виден, отчего кажется ближе и милее.

 Затевалась культуртехника по всему Советскому Союзу с целью обеспечения колхозных стад качественными пастбищами. В «Родине» затея удалась. Рогули Гадивлянской фермы получили отличный плацдарм для выработки молока.

 Четырём семьям Горы культурные пастбища принесли некоторые неудобства – колхозных коров через дворы стали дважды за день прогонять с фермы на пастбище и обратно. К тому же они паслись близко, и самые непослушные бурёнки улизывали от всегда пьяных пастухов на вкусные частные грядки. В грибы стало ходить значительно дальше. Однако советскому человеку не позволялось роптать, и горане молча сносили очередное художество цивилизации.

 Шли годы. Культурное пастбище продолжало жить. Засевалось урожайными кормовыми травами. Поначалу коровы поедали их, больше вытаптывая. Впоследствии придумали электропастухов, которые сдерживали животных в отведённой резервации угрозой удара током. После опустошения огороженного участка электрическая проволока переносилась на нетронутый клин рядом. На прежнем загоне трава начинала отрастать. Разумно.

 Я прекрасно видел производственную деятельность культурного пастбища, поскольку пастухами были мой брат Васька Шушкевич и его напарник Юрка Дивин из Велевщины. Неоднократно приходилось ходить к ним на работу, чтобы вместе покушать алкоголя.

 Бежало время. С оставленных земляных валов прорастающая древесная растительность постепенно начала сползать на культурное пастбище, отвоёвывая всё новые и новые метры для возрождения себя из прошлой жизни. Её не трогали. Боролась с самосаженцами лишь почвообрабатывающая техника, стараясь как можно дальше подцепить плугом, культиватором или косилкой атакующую зелень. Но последняя оказалась сильнее.

 В общем, лиственная атака удалась. Она завоевала значительную часть культурного пастбища. Более того, новые заросли превратились в непролазные чащобы, в которые не ступает нога человека.

 Раньше ведь как было. Колхоз не позволял заготавливать селянам сено даже на миниатюрных полянках – всё с весны запускалось под колхозный сенокос. А где заготовить на зиму сена частникам, у которых была, по меньшей мере, одна корова? Только на болоте, в лесу и кустах. Вот и шныряли мужики и бабы с косами по ближайшим и далёким так называемым неудобицам, обкашивая каждую берёзку, каждый лозовый куст. Коров запрещалось выпасать на колхозных угодьях, и деревенское стадо вкривь и вкось топтало густые леса в поисках затерявшейся среди стволов травинки. Тогда иметь коров было необходимо, поскольку в сельмагах из молокопродуктов продавалось лишь масло. А когда оплот колхозов – советская власть – рухнул, магазины заполнились производными молока всевозможных видов. Необходимость содержания в семье обременительного ненасытного динозавра, то бишь коровы, отпала. Коров свели. В малых и средних деревнях их не осталось ни одной. В центре колхоза или сельсовета не наберётся и десятка. И люди перестали посещать соседние лиственные заросли. Они быстро превратились в джунгли. А потом ещё и Гадивлянскую ферму ликвидировали. Колхоз «Родина» присоединили к «Прожектору». Гадивлянское культурное пастбище стало всем по фигу.

 Вот во что превратилась пустошь между Горой и Большаком. Стоят кусты ещё непролазнее, чем стояли много десятков лет назад. Их многомиллионное племя растёт не по дням, а по часам. Чтобы не заканчивать обозрение последствий сухой мелиорации на грустной ноте, завершу его очень смешным решением уже новой власти.

 Где-то в конце 90-х объявили так называемые колхозные леса государственными. Обязали лесхозы охранять их как свою вотчину. Тем закрыли дорогу в кусты человеку с топором. Раньше порубщик мог заготавливать себе бесплатные дрова в колхозном, читай – ничейном лесу, тем самым прореживая его. Это делать запретили. Сельчане перестали сами заготавливать дрова и начали вынужденно покупать их в лесничествах. Государству пошёл доход. А народ, как всегда, оказался в жопе. Но терпит. Молча. А кусты торжествуют, обретя подаренную государством неприкосновенность.

 Оставленное в покое культурное пастбище стремительно превращается в бескультурную чащобу. Дорогу на Большак ненастье преобразует в грязное месиво. Оно не пропускает автолавку и скорую помощь. Горане Юхновские бесконечно улучшают расквашенные колеи собственными силами.

 Жизнь катится назад - до разгона хуторов на месте Гадивли простирались лиственные заросли, дикий луг и грязь… Поселение образовали хуторяне-изгнанники.

 Не было деревни – не было проблем.

2018.