25.
В то осеннее утро, о котором идет речь, наш маршрут пролегал непривычным образом. Спустя три часа выйдя на Московском вокзале, мы погрузились в глубину грохочущего тела метро, проехали рекордное количество станций (нужная нам была последней), вышли в каком-то совершенно новом, незнакомом районе, сели на автобус, куда-то еще ехали, и спустя 5 часов с момента выхода из нашего дома, мы достигли искомой точки. Это была обычная однокомнатная квартира в обычной новостройке на окраине Ленинграда, воспетая в самом новогоднем фильме всех времен и народов. В ней жила обычная женщина лет 30+, без признаков мужчин и детей. В эту квартиру я попала по рекомендации моего педагога после того, как на консилиуме в музыкальной школе было принято решение о моем поступлении в училище.
Надо отметить, что музыкальное образование задолго до принятия Болонского процесса в нашей стране было четко формализовано: поступить в консерваторию было возможно лишь в двух случаях, с дипломом музыкального училища или с дипломом специальной школы-десятилетки при консерватории. Так как, в школе десятилетке я не училась, мне оставался первый вариант.
И тут я хочу сделать небольшое философское отступление, поскольку мое повествование затрагивает не только определенные события, но и время, я стремлюсь максимально полно представить то, что мне довелось увидеть и что оказало на меня влияние.
За свою жизнь я общалась страшно даже подумать с каким количеством людей, и наверное, больше пару сотен интервьюировала с различными целями, но я никогда и никому не задам два самых бестактных для меня вопроса: относительно национальности и личной жизни.
После развала СССР стало хорошим тоном спекулировать относительно национальных тем, рассуждать о том, кого репрессировали по национальным признакам, переселяли, ссылали, лишали права работы. На этот счет я всегда говорю одно: мои родственники были русскими, и это не спасло их ни от расстрела, ни от лагерей. Все то, что происходило в России на протяжении XX века коснулось каждого, независимо от его 5й графы. И это был геноцид не отдельных народов, а массовое истребление населения всей страны. Я на корню пресекаю в своем присутствии любые национальные темы, мне абсолютно все равно: кто мой собеседник, каков у него цвет кожи, какой нос или волосы. Эти факты не имеют для меня ровно никакого значения.
Так сложилось случайно или это - последствия статистики, но 98 процентов моих музыкальных учителей были потомками тех, кого Моисей водил по пустыне. И это не были презираемые, лишенные чего-либо люди. Нет, это была интеллектуальная элита нашего маленького города, это была уважаемая высоко образованная профессура Ленинграда, это были известные педагоги и музыканты. Не знаю, вероятно, когда-то им пришлось столкнуться с притеснениями, но в то время, о котором я повествую, все они были чрезвычайно почитаемы и обеспечены. Я никогда не слышала ни от родителей, ни от родителей своих подруг ни одного плохого слова в их адрес, касающегося национальности. Наоборот, постулат, провозглашенный в детстве "15 республик - 15 сестер" прочно поселился в моем сознании. Мы все варились в одном котле, я и сегодня, спустя много лет, искренне считаю, что национальные распри - результат невежества и дурного воспитания конкретных людей.