С приветом из прошлого - 18

18.

Сейчас стало модно говорить о подростковой психологии. Нас, ответственных родителей, пугают этим загадочным пубертатным периодом, непониманием детей и их проблем, мировыми угрозами соц сетей и массовыми перегрузками. Мы внимаем, слушаем, киваем, ужасаемся, ищем подходы, пути и решения... Как-то мне на глаза попалась статья глубокоуважаемой родителями всех возрастов Людмилы Петрановской, посвященная нашему поколению, где она ясно и толково, в два хода, разъяснила истоки ранней зрелости нашего поколения и запоздалой инфантильности наших родителей. У меня давно уже блуждали крамольные мысли о том, кто самый эмоционально устойчивый и зрелый человек в нашей семье, но я впервые получила этому документальное подтверждение.

Всем, кто родился в первой половине 1970х, было некогда думать о сложностях пубертата. Зато мы точно знали, что такое - талоны и как их отоваривать, как питаться макаронами неделю, пить чай без заварки, сделать классный макияж, поплевав в бумажную пачку твердой ленинградской туши и остановить стрелку на чулке лаком для ногтей. У нас не было сложного подросткового периода, потому что нам было не до него. А нашим родителям было не до нас...

Перемены, о которых так кричал из всех магнитофонов на скамейках в нашем семидесяти тысячном городке Цой, пришли в мою семью 1987 году. С началом перестройки начались чистки в управленческом составе города. В один из дней папу вызвали в горком. Лаконичное здание с Лениным у фасада возвышалось на холме с видом на Волхов. Ленин с протянутой рукой смотрел почему-то на город, а не на Волхов, что мне представлялось тогда более романтичным. Когда папа приходил сюда на суточные дежурства, я носила ему передачи - вечерний ужин. Мои руки были заняты баулами с едой и термосом, я открывала тяжелую дверь размахом правой ноги. В здании, кроме охраны, никого не было, и папа провожал меня в большой кабинет с круглым столом и множеством телефонов. Я понятия не имела что там происходит, но люди с обложек нашей единственной местной газеты, ежегодно украшающие президиум демонстраций, периодически пили и ели у нас дома. Накрыть стол и принять гостей мама любила и умела делать. У нее для этого была масса приспособлений, приехавших с ней из многочисленных заграничных поездок: скороварки и первые примитивные комбайны, менажницы, дрезденский фарфор и чешский хрусталь. Единственным, о чем вздыхала мама, было то, что в то самое ошельмованное современными СМИ советское время, понятия "представительские расходы" не существовало, и все подобные пиры на предприятии или у себя дома папа устраивал за свой собственный счет.

Не знаю, что не заладилось у папы в этой день в горкоме, но вышел он оттуда серее тучи и с заявлением об увольнении. Несколько дней разные люди заходили к нам домой. Взрослые курили на кухне и о чем-то бурно разговаривали. До меня тихим эхом долетело, что кто-то, по старой дружбе предложил папе работу в Ленинграде. Но мама со всей своей нерешительной решительностью заявила, что лучше быть кем-то в маленьком городе, чем никем - в большом. Эта мамина вечная боязнь нового, умение держать синицу в руках и не умение видеть журавля в небе, еще не раз сыграет с ней злую шутку. Но это будет только потом. Иногда я думаю: как бы сложилась моя жизнь, если бы родители переехали в Ленинград тогда, зимой 1987? Не знаю, лучше или хуже, но многое из того, что мне потом пришлось пережить, я бы точно избежала.

Оценивая сейчас, много лет спустя, это время, мне сильно хочется дожить до того дня, когда период перестройки в нашей стране по своей катастрофичности последствий приравняют к гражданской войне..без регулярных военных действий.

По крайней мере то, что происходило в нашем городе, очень напоминало истории, зачитанные в книжках до дыр. Периодически где-то стихийно возникали митинги. Иногда я ходила вместе с друзьями. Тогда шла борьба за закрытие биохимического завода. По городу расклеивались листовки с призывами, женщины голосили на самодельных трибунах, показывая перед толпой больных детей. Вероятно, я выгляжу бессердечной, но сейчас уже с пристрастием смотрю на такие штампы, а тогда мы были молоды, а молодость - время отрицания всего. Мы тоже хотели свергать то, что было и что-то строить. Ну а пока, под шумок, старое не только свергали, но и лихо грабили. Тот самый биохимический после закрытия разнесли на запчасти, в прямом смысле, разворовав, пустив с молотка оборудование. Из нескольких крупных предприятий в нашем городе выжило только два: ГРЭС - потому что это была все-таки электростанция, и нефтеперерабатывающий завод, потому что это были живые бабки. Все остальное решительно смыл вихрь перестройки.

Надо сказать, что для некоторых, этот период стал отличным трамплином в "счастливое" будущее. Я знала в те годы нескольких миллионеров из числа бывших папиных знакомых и подчиненных, которые сумели стать обладателями состояний в сроки, которые и не снились их заокеанским коллегам. Ничего сверх сложного тут не было. Уже спустя 7 лет, где-то в середине 1990х, на какой-то вечеринке в Питере, в компании друзей моей подруги, я случайно сказала откуда я родом. Один из молодых людей тотчас же осведомился, нет ли у нас таких-то знакомых. Я по наивности ответила чистую правду. Следующие пару часов нашего общения превратились в кошмар, потому что мой собеседник не отходил от меня ни на шаг, уговаривая представить его моему папе с целью познакомить с нужными людьми. "Пара цистерн с завода, и жизнь состоялась," - уговаривал он меня. " Мы приедем к твоим родителям, отвезем их куда надо, покажем, что надо....". Я точно знала, что сделает папа с такими гостями - спустит их с лестницы. Феномен поколения тех, кто родился накануне и во время войны, вырос на улице, в безотцовщине, с вечно замотанными матерями, тех, кто осваивал целину и БАМ, трудился на комсомольских стройках века, был в том, что работали они, чаще всего, не ради денег и славы. Им светила путеводная звезда общей человеческой справедливости и всеобщего братства. Таким мой папа был всю жизнь, и таким он умер, так и не сумев до конца уловить смысл происходящего.

По счастью, нашей семьи не коснулись страшные перипетии тех лет: мои родители всегда имели стабильную работу, они не знали безденежья и челночного бизнеса. Наш подготовленный по всем правилам тактики и стратегии дом был готов к любым ударам судьбы, но вот души тех, кто жили внутри этого дома, оказались беззащитными. Конец 1980х- начало 1990х и события, сопутствующие тому времени, подобно вражеским танкам проехали по сознанию моих родителей, навсегда изменив привычный порядок и уклад жизни. Душой и умом они так и остались в своих веселых и заводных 1970х, сытых и вальяжных 1980х, и я до сих пор не перестаю удивляться маминой наивности....

Первым сдался папа ... он, как и многие мужчины в то время, запил.