Дубровские

Ольга Михайловна не была писаной красавицей, но имела точёную фигурку и роскошные волосы - на своей косе она могла стоять. Когда она шла под венец, пришлось выстригать пряди волос, чтобы одеть фату и флёрдоранж. Замуж она вышла за красивого и весёлого Николая Александровича Дубровского, приказчика магазина тканей. Николай Александрович , был дамским угодником и отчаянным картёжником. Он три раза заводил собственный магазин, поскольку имел талант к коммерции  и быстро продвигался по службе, получал премии и хорошо зарабатывал, и трижды спускал все за карточным столом. Предостеречь Ольгу Михайловну было некому, да и в период ухаживания он сдерживался и в 1904 году они поженились.

Заработков Ольги Михайловны поначалу хватало и на просторную квартиру в Петербурге, и на кухарку, и на няню. Пошли дети: Надежда (1905), Николай(1907), Ольга (1909), Екатерина (моя мама)(1911), Михаил (1913), Мария (или Муся) (1915), и Сергей (1916). Николай умер в детстве, в 1914 году. После первых двух детей жить в Петербурге стало слишком дорого и семья перебралась в слободу  Тосну Царкосельского уезда  Санкт-Петербургской губернии, ныне город Тосно. Там они недорого купили двухэтажный дом, да и прислуга была дешевле, чем в столице. На первом этаже дома была лавка тканей, на втором жили.

Немаловажно было, что при доме был сад и детям было где гулять и играть, а летом были свои ягоды и фрукты. Тётя Надя, как старшая, помнила больше, чем мама, и ностальгически рассказывала о яблоках, которые назывались "малиновкой", с малиновой мякотью, таких сочных, что их надо было есть только в фартуке.  Бабушка продолжала работать акушеркой в железнодорожной больнице и даже ездила к  роженицам в Петербург - на Выборгской стороне ее помнили и любили.

Надежда уже была гимназисткой. А с Ольгой случилось несчастье - в 6 лет она заболела менингитом и навсегда осталась на уровне развития ребёнка. Она была очень милым и добрым человеком, любила читать детские книжки, имела прекрасную память и рассказывала о том, что слышала по радио, но считать  могла только в пределах сотни, и была очень наивна и доверчива. Я ее помню уже очень взрослой женщиной, за 50, но мы с ней играли и порою ссорились как ровесницы. Всю жизнь все ее звали Олечкой, даже я.

Любимицей отца была Катюша - у нее были льняные кудри и он звал ее душмянкой - так называлась ароматная травка с белыми цветами. Кроме того она обладала хорошим слухом и голосом и отец иногда просил ее спеть. Мама напевала мне песенку, которую он любил, из которой я запомнила только первый куплет:"Собирала Парашка морошку. Ах, какая морошка была! Проторила Парашка дорожку На болото вдали от села." Кто не знает, морошка это северная болотная ягода, по форме напоминает малину, ярко-оранжевого цвета, но растёт не на кустах, а у земли.

В 1915 году отца призвали на фронт, но в 1916 демобилизовали по болезни (туберкулёз). После Февральской революции дедушка, видя упадок торговли и недостатки продовольствия, воспользовался удачным выигрышем, продал дом, и вещи, что-то раздал родственникам и друзьям и зафрахтовал целый товарный вагон, решив переехать в Сибирь. Вагон удалось получить благодаря связям Ольги Михайловны на железной дороге. На тот момент Надежде было 12, Ольге 10, Екатерине 6, а младшему Сергею всего год. Ехали долго, вагон то и дело отцепляли от поезда, но через месяц они все-таки приехали в Омск. Дедушка купил дом на берегу Иртыша и первое время казалось, что жизнь стала налаживаться. Но тут подоспела Гражданская война.

В годы гражданской войны Омск был резиденцией сначала Временного Сибирского правительства (во главе с Петром Вологодским), затем — Временного Всероссийского правительства (во главе с Николаем Авксентьевым), затем — Российского правительства Верховного правителя адмирала А. В. Колчака.  Через город шли потоки  беженцев сначала из европейской России, потом с Урала.  Люди шли на восток в надежде уйти от треволнений политической бури. Город был переполнен и по берегам Иртыша и Оми стояли шалаши и палатки, в лесах рыли землянки. Естественно, такой людской поток вызвал  неконтролируемый рост цен. Пуд муки  стоил в сентябре 1918 года 10 руб., а  в начале апреля 1919— 60 руб.  Скученность и отсутствие элементарных удобств привели к эпидемии тифа.

Все эти политические события не могли не сказаться на жизни семьи. Власти менялись и жить становилось все страшней. Пока был жив отец они хотя бы не голодали, но зимой 1920 года Ольга Михайловна заразилась тифом у роженицы и принесла его домой. Свалились все, помощи ждать было неоткуда и Николай Александрович, чуть ему стало полегче, пошёл колоть дрова. Топор соскочил, поранил ему ногу и в довершении всех бед, у Николая Александровича начался столбняк, от которого он и умер, оставив вдову с шестью детьми. Ольга Михайловна долго не выдержала и в 1921 году решила вернуться в Петроград.

Дом продали за большие деньги - их было столько, что их складывали в наволочку, утрамбовывая ногой. Да только они ничего не стоили - на  мешок денег удалось купить мешок муки, мешок крупы и бидончик постного масла в дорогу. Ехали налегке - большинство вещей, привезённых из Петербурга  либо продали, либо обменяли на продукты. Интересно, что ехали обратно в том же вагоне, в котором приехали в Сибирь в 1917 году, только уже не одни.

Дорога обратно была совсем не такой комфортабельной, как дорога в Сибирь. Ехали в "теплушке" - утеплённом товарном вагоне с полками. В вагоне народу было как сельдей в бочке, но бабушке удалось занять две полки - верхнюю и нижнюю и даже создать некоторый уют, отгородившись от соседей одеялом. Поездка заняла почти два месяца, потому что поезд то и дело дело останавливался: то не было паровоза, то не хватило дров. На этих длительных остановках дети бегали на станцию за кипятком с огромным чайником  - его могла нести только Надежда, а младшие набирали холодную воду в кастрюльки, кувшин и бидон. Надо было и умыться, и сварить на печке-буржуйке кашу или картошку, когда подойдёт очередь.  Иногда поезд останавливался не на станции, а в лесу или в поле - кончались дрова. Мужчины бежали помогать поездной бригаде в поисках топлива, а дети и женщины начинали искать что-нибудь съедобное: дикий щавель, одуванчики, сныть, позже грибы и ягоды. Обычно из собранного варили похлёбку с добавлением крупы и картошки. Возможно, именно тогда у мамы зародился интерес к травам, их полезным свойствам, а она передала его мне.

Хорошо, что ехали летом - можно было набрать кое-какую добавку к скудному запасу еды,  и окно было открыто. Однажды, во время очередной остановки на станции, Надежда лежала на верхней полке и читала. И вдруг в окно влетела копчёная колбаса! Почти целая, только кончик был оторван. Возможно кто-то дрался этой колбасой или Господь  сжалился над детьми, которые несколько недель питались затирухой - по сути горячей водой с мукой, но следующая неделя была праздником, хоты каждому доставалось по одному тоненькому ломтику. Другой счастливый случай подарил им разбитую вдребезги бочку с мёдом. Опять же поезд стоял на какой-то станции, а рядом на путях валялись обломки. Дети дружно их затащили в свой вагон - удалось наскрести с обломков почти бидончик мёда, а кроме того они кололи планки, пропитанные мёдом и клали их в горячую воды - получался волшебный напиток.

В конце концов они прибыли в Петроград, но их там никто не ждал и не горел желаньем помочь. Помыкавшись некоторое время, Ольга Михайловна приняла решение отдать всех детей, кроме Надежды, которая была почти взрослой, в детский дом.  К сожалению братьев и сестёр разлучили - с тех пор семья Дубровских вместе не жила.

В 1922 году Ольгe Михайловнe удалось найти работу в селе Ивановском, а затем в Шлиссельбурге, городке на острове у истока Невы из Ладожского озера. Надежда получила специальность медсестры и присоединилась к матери. Она была яркая красивая женщина с черными вьющимися волосами и карими глазами, похожая на грузинку. Но в любви ей не везло. Отца ее первого ребёнка, Дмитрия, родившегося в 1929 году, никто не знал. А мужа и отца второго сына, Николая, посадили в 36 году за рассказанный анекдот. С рожденьем внуков Ольгу Михайловну стали звать бабенькой и я знала ее под этим ласковым именем. 

Бабенька и тётя Надя с детьми прожили в Шлиссельбурге до самой войны. Олечку определили в дом инвалидов в том же городе. В 1933 году случилось несчастье - 18-летняя Мария утонула в Неве.  Остальные дети, кроме Михаила, который погиб в августе 1941 году на Карельском фронте, успев совершить подвиг 20 июля 1941 года, за который он получил орден Красной Звезды, дожили до преклонных лет. Род Дубровских продолжили внук  Надежды от сына Николая  и внук Сергея от дочери Натальи. К сожалению, их следы потерялись.