После развенчания культа Сталина, люди начали откровенно рассказывать о своих скитаниях, о родственниках, отбывающих срок в лагерях или ссылках. У мамы хорошо родил чеснок, к ней стали приходить с просьбой продать хоть несколько головок. Одна женщина плакала и просто умоляла продать ей чеснок, рассказывала о брате, измученном цингой. Брат отбывал срок в Норильске. Мама показывала мелочь, оставшуюся после посадки, клялась, что больше ничего нет, и тоже плакала.
У мамы созрела мысль – выращивать чеснок на продажу. А у меня появилась еще одна обязанность: полоть, рыхлить грядки чеснока и лука узенькой тяпкой, которую смастерил отец из консервной банки. Другая моя обязанность – накачать два раза в день двухсотлитровую бочку воды для полива. К четырнадцати годам я умею выполнять все работы по хозяйству, даже доить корову. Благодаря денежной реформе 1961г я научилась шить. Задолго до реформы населению объясняли, что при обмене денег никто не пострадает, но родители не верили. В реформу 1947г. народ частично сбережения потерял. Мама накупила отрезы недорогих тканей и мне разрешила самой кроить и шить. Похоже, что ее пугали мои смелые эксперименты в деле кройки и шитья, но она себя успокаивала, рассказывая, как в свои восемь лет пошила трехлетней Марии шапочку из новой праздничной рубахи Савелия и радостная встречала свою маму, чтобы обрадовать ее обновкой; та только всплеснула руками и не ругала.
Во время сенокоса родители уезжают на несколько дней в поле с ночевкой, я справляюсь с хозяйством одна. Делянку для сенокоса каждый год выделяют новую, далеко от села. Хорошо, что у нас мотоцикл. Сенокос в те времена длился несколько недель. Косили, гребли вручную, торопясь все сделать в погожие дни. Надо было сберечь скошенную траву от частых августовских дождей, позже от них укрывали копны. Вывезти сено по бездорожью тоже было непростой задачей. Мама не желала мне такой работы: «Хватит того, что мы с отцом всю жизнь к коровьему хвосту привязаны, а теперь другая жизнь. Учись».
Холодильников нет, на лето свинину солят и хранят в погребе. Я ничего вареного с солониной не ем. Молочные продукты – тоже из-под палки. Перехожу на окрошку и яйца. В прошлые годы иногда резали курицу и баловались наваристым борщом, теперь кур нет. Иногда, прослышав, что кто-то в деревне продает свежатину, мама с опаской (не из-за болезни ли забили) покупает. Иногда ходит в столовую, просит немного хоть косточек на супик: «Надежда совсем зачиврела». А мне рассказывает: «Какие же здоровые кастрюляки бедные женщины таскают! Учись, чтоб могла себе на жизнь заработать». Из-за моих частых болезней мама считает, что работу, связанную с физическими нагрузками, я не потяну. Такая работа на обрубке ветвей, сучков в лесосеке – целый день на морозе зимой и летом не лучше: то в дождь, то в жару, да еще комары и мошка. А вечером еще надо успеть в магазин и накормить детей. Тяжелая работа на железнодорожных путях, на подкатке бревен на шпалозаводе. На эту работу шли женщины от безысходности, у которых не было мужей, или необразованные девушки. Они, выйдя замуж, бросали работу и сидели дома с детьми. Этот вариант мамой осуждался. Она внушала мне, и очень успешно, что в жизни надо рассчитывать только на себя. Отсюда и ее постоянное напутствие – учись.
Свободное копирование
