Осталось стойкое убеждение, что даже в те уже далекие времена нам, выпускникам средней школы, были открыты все пути. Понятное дело, не все они были в равной мере доступны.
Но они были для нас открыты! Имею ввиду, не только для дальнейшей учёбы.
Но учиться так надоело! Потому никто из нас не считал катастрофой пойти работать. Или через год, по достижении призывного возраста, пойти на срочную службу в армию. О дедовщине не слыхали. А возвратившиеся со службы ребята старших возрастов наглядно демонстрировали, какая это хорошая жизненная школа - служба в рядах Советской Армии.
Выбор пути
С военной романтикой расстались быстро и сравнительно безболезненно с помощью райвоенкома. Это был отец моего друга Кости Каинова, майор медицинской службы. Он привел нас в кабинет с известной каждому таблицей для проверки остроты зрения, погонял по буквам и рядам, сделал заключение сразу и навсегда. «Какие летчики? Какие моряки? Ваши возможности по зрению – зенитно-артиллерийское училище».
Молодость грустит недолго. Тем более, что вовремя нас отрезвили. Из гражданских профессий у меня наибольшее уважение вызывала специальность инженера. Хотелось посвятить жизнь проблеме механизации тяжелого физического труда, с которым была возможность познакомиться с детства. По инженерному профилю я видел два достойных вуза в стране: Московское высшее техническое училище им. Баумана и Томский политехнический институт. По понятным причинам выбрал второй. О профессиях гуманитарного характера даже думать не хотелось – это знание новых слов, не более. Сейчас, конечно, я не так категоричен. Но и от прошлой позиции окончательно отказаться не готов.
Нужно отдать должное мудрой родительской позиции. При всей непреклонности их решения о необходимости продолжать учебу, они не стали навязывать свое мнение относительно того, куда надо пытаться поступить и на какую специальность.
СТУДЕНТ
Чтобы до конца понять эйфорическое состояние студента-первокурсника, мечта которого о поступлении в желанный вуз осуществилась, это надо пережить. Студент – это уже не какой-то абитуриент. Звучит серьезно. Тем более, что в нашей родне это было редкостное звание. Хотя я был не первым из Иванченок в этом качестве, а третьим.
Позднее начали прорываться и другие, потом наши дети, племянники, племянницы, потом уже и внуки подоспели – умные, способные, даже талантливые, но… тут перестройка-катастройка.
А тогда… Институт объединял молодежь в основном Сибири и Дальнего Востока. Юношеская категоричность, яростные споры – преимущественно о том, чей край лучше и значимее на карте Родины – Приморский или Алтайский. Состав был исключительно ровный по возрасту, уровню подготовки, естественно – по убеждениям, и что еще объединяло нас всех – глубоко уважительное отношение к нашей будущей специальности механика и высокому званию советского инженера.
Сначала мы кучковались больше по группам, потом поточные занятия, общественные дела, спортивные мероприятия и всякие внеучебные обязанности превратили весь курс в один большой дружный коллектвив.
ИНСТИТУТ
Институт не разочаровал. Напротив, ознакомившись с его славной историей, замечательным настоящим проникся глубоким уважением и сохранил на всю жизнь гордость, что достойно вышел в жизнь из его стен, с его дипломом, правом называть себя инженером, механиком, политехником.
. Метровая толщина стен, тяжелая входная дверь, колонны, лепнина, длинные коридоры. Аудитории, лаборатории, библиотеки, читальные залы - всё это было отдано в наше полное распоряжение на долгие, как тогда казалось, целые пять лет. Увы, как быстро они пролетели. К счастью, не бесследно. Сейчас тучи частных вузов учат разным «разговорным» профессиям. У нас было иначе.
Уже на первом курсе начались занятия в слесарных мастерских в цокольном этаже главного корпуса. Под руководством опытных мастеров будущие инженеры учились держать в руках молоток и зубило, да ещё и стучать одним по другому. Рядом ТЭМз, понятно, откуда литые болванки, из которых мы пытались что-то изготовить. Думаю, это было полезно и необходимо. Хотя наши «изделия» наверняка шли на переплавку. Раньше как-то не связывал свои первые не очень уверенные, но вполне осмысленные шаги на производстве с этим трудовым опытом, а ведь он очевиден.
Главным, конечно, было освоение инженерной специальности. Для этого было всё необходимое, но предстояло освоить новый режим работы, когда почти полгода живёшь как будто сам по себе, ни уроков не задают, ни домашнего задания не спрашивают, а потом наваливается сессия на всё сразу. Через эти испытания прошли тысячи до нас и не меньше после. И с нами ничего не случилось. Основательно давали общенаучные дисциплины: математику, физику, химию, сопромат, детали машин – всего не перечислить, можно посмотреть вкладыш к диплому. Теория машин и механизмов – сокращенно ТММ, остряки расшифровывали «Тут моя могила».
На 3-4 курсах пошли специальные дисциплины, вроде, пошло полегче, интереснее, увлекательнее. Как выяснилось, будущие инженеры своеобразно воспринимали и усваивали заповеди сопромата типа: «Где тонко, там и рвётся. Всякое сопротивление временное. Была бы пара, момент найдётся».
ОБЩЕСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ БУРЛИЛА
Десятки объявлений приглашали, призывали, оповещали, информировали. Везде хотелось успеть, не пропустить, не опоздать. Спортивные секции и кружки, разнообразные музыкальные, драматические, танцевальные коллективы, научное студенческое общество, комсомольские мероприятия. Комитет комсомола ТПИ был очень авторитетным органом и реально решал многие важные вопросы студенческой жизни наряду с профкомом. На заседании комитет впервые попал, когда рассматривался вопрос рекомендовать ли в меня нештатные инструктора ГК ВЛКСМ. Вёл заседание секретарь комитета (полагаю, штатный) Петя Слезко, будущий секретарь Томского обкома партии, впоследствии ответственный работник КПК при ЦК КПСС. Сильно ругал меня за тройку по начерталке и, видимо, лишь искреннее осознание с моей стороны всей глубины моего падения заставило его смягчиться. Он был в студенческой горняцкой тужурке с погончиками, высоким белым лбом, роскошной шевелюрой цыганского типа и горящими глазами. Как на картине про студенческие дореволюционные выступления.
Дел было столько, что учиться просто некогда было. .
С галерки драматического театра мы с ребятами впервые увидели балет, частенько наведывались на концерты местного симфонического оркестра, которым дирижировал в то время маэстро Арнольд Кац, разумеется, не пропускали новые фильмы, порой даже в ущерб занятиям. Это были времена «Карнавальной ночи», Людмилы Гурченко, Лолиты Торрес, Рио-Риты, Мишки, потерявшего улыбку, и других памятных шедевров музыкальной эстрады.
КОЛХОЗ
Первым общим делом нашего курса была работа на колхозных полях осеннего томского заобья под моросящим дождем с промозглым ветерком. Это было правильно и здорово. Мы быстро сдружились и стали коллективом. В деле выяснилось, кто чего стоит вне зависимости от экзаменационных баллов. Разочарований особых не было. Напротив, мы – ребята из деревни, из сибирской глубинки оказались здесь в своей стихии, мнимое превосходство некоторых сокурсников-горожан «сдулось», как говорят сегодня дети о лопнувших шариках.
Такая традиция закрепилась на все годы учебы, исключая каникулы после 2-го курса, когда мы работали на полях и токах целинного совхоза Кустанайской области (Кушмурун) и старшие курсы. Это была хорошая возможность поближе познакомиться с новыми товарищами, с которыми предстояло провести плечом к плечу предстоящие пять лет, со многими из них сохранились близкие дружеские связи до глубокой (увы или наоборот?) старости. Работу выполняли довольно серьезную. Наша бригада из 10-12 человек практически круглосуточно обслуживало ненасытную сушилку, через которую шло неимоверное количество зерна, возможно, одно и то же по 2-3 круга. Сырость была повсеместная. В дальнейшем такое трудовое напряжение стало привычнее, да и подросли мы и сил набрались. Работали, как говорят, до упада.
ЭТО БЫЛА ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА
Меня до сих пор удивляет глубоко продуманная система обучения в нашем институте. Научная база – это само собой. Когда был завершен цикл предметов высшей математики, я чувствовал, что получил мощный аппарат для преобразования реальных явлений окружающего мира в цифровую картину исключительно количественных соотношений, описать их набором формул, которые открывают суть явления, дают возможность осмыслить механизм его действия и влиять на результат. Увы (или к счастью?), с годами это прошло. Серьезные знания от длительного неупотребления бесследно испарились. Конспекты лекций не сохранились. Почерк был разборчивый, и мои тетрадки расходились по рукам как подсобный материал для сдачи зачетов и экзаменов. Прямо очередь была. Естественно, обратно я ничего не получал, да и цели такой не ставил. Наука сравнительно легко давалась и мы, я не один такой, этого не ценили. Потому что сильнейшей стороной нашей инженерной подготовки была теснейшая связь с реальной жизнью.
Не считая регулярных колхозных выездов, за время учебы каждый их нас прошел три практики и два военных лагерных сбора по месяцу и более. Военную практику не выбирали. А производственную – выбор был очень неплохой. Наши ребята даже в столице побывали, практикуясь на Владимирском тракторном. Меня и моих друзей – больше тянуло в родные края, скучали по своим близким. Первую практику – эксплуатационную – проходили на базе районной МТС. Разбирали на металлолом старые списанные двигатели и агрегаты: сталь к стали, чугун к чугуну, цветные металлы отдельно. Главным инструментом была кувалда. Ну и, конечно, присматривались, что к чему, как крепится, какие функции выполняет, в каком состоянии находится – всё довольно осмысленно. Грязи было много, отработанные масла, которые никто не сливал, тогда об экологии и восстановительных технологиях не думали.
Вторая практика – технологическая – проходила на АТЗ в Рубцовске. Не долго думая, нас поставили на конвейер в качестве рабочих. Поскольку к тому времени я уже заметно подрос (в школе до самого выпуска был в числе малорослых), меня поставили на обработку головки блока ДТ-54, она весила около 40 кг. Работа была сравнительно простой, обработка осуществлялась в полуавтоматическом режиме. Мне нужно было закрепить правильно деталь и включить станок. Комплекс сверл и фрез вгрызался в металл, выбирая лишнее, и по достижении заданной глубины обработки, станок отключался и режущий инструмент перемещался в исходное положение. Откреплял деталь и по рольгангу перегонял на следующую операцию. Фокус был в том, чтобы не пропустить момент предельно допустимого износа инструмента, после которого мог пойти брак. Конечно, там был опытный контролёр, но он мог за всем не уследить. Работа была довольно грязная, после смены все шли в душ. За работу начисляли зарплату, так что мы были при деньгах. В конце месяца подходит ко мне мастер. Похвалил за работу и попросил согласия списать на меня одну единицу брака. Конечно, я не стал спорить.
Преддипломную практику по сложившемуся уже обычаю попросил на Алтайском моторном заводе – по профилю специальности. Нас, практикантов, было несколько человек, мы имели доступ во все подразделения завода – громадного предприятия даже по тем временам титанических проектов. В КБ, где кульманы, логарифмические линейки, белые халаты, для нас было мало интересного. То ли дело – производственные цеха.
Гул станков, бесконечные тающие в дымке пролеты конструкций, снующие электрокары, штабеля и бункера деталей, узлов, агрегатов, в которых угадывались части будущих дизелей, конечно, всё это впечатляло, наполняло гордостью соучастия в великом деле. Но самым интересным, на грани фантастики, был экспериментальный цех, где в металле создавались образцы перспективных моделей. Квалифицированный рабочий на универсальном фрезерном станке из болванки диаметром 300-350 мм и соответствующей длины «выгрызал» коленчатый вал заковыристой конфигурации для будущего тракторного или комбайнового мотора. Понятное дело, толку от нас было мало, но никто не отмахивался, не прогонял, хотя совались мы везде к месту и не к месту.
Решали какие-то проблемы даже за пределами завода. Для испытательной работы нужны были устройства для замера крутящего момента и определения реальной мощности дизеля на всех рабочих режимах. Требовалась динамомашина постоянного тока. Где её взять в плановой системы распределения ресурсов от гвоздя и выше на пять лет вперёд? Догадались использовать списанный мотор от старого трамвая. Занимался оформлением пропуска, накладных, каких-то ещё бумаг и доставкой 800-килограммового электромотора на территорию испытательной станции. Это было приятно – от нас была «маленькая польза».
ДИПЛОМ.
Не припомню, чья это была инициатива, чтобы дипломный проект делать на заводе, где проходил практику, под руководством главного конструктора по заводской тематике: турбонаддув серийного дизеля. Предполагалось, что завод даст заявку на 2-3-х выпускников нашей группы, и мы после окончания учебы здесь же продолжим работу по специальности.
Дипломный проект я защитили успешно и получил красный диплом ТПИ, Распределение было неординарное: моего завода в заявках не было. И мы с товарищами решили взять места, которые не были востребованы. В результате не осталось свободным ни одно рабочее место на Севере и Востоке страны. Даже невозмутимый декан факультета при подведении итогов в заключительном слове в присущей ему суховатой манере отметил этот факт как положительный.
ДОРОГА НА ОКЕАН
Должность, которая мне светила в направлении, звучала многообещающе и романтично – механик линейного флота одного из комбинатов Магаданского госрыбтреста. Казалось, сама судьба идёт мне навстречу, чтобы компенсировать несостоявшуюся мечту о военной службе, морском флоте, дальних краях.
Я оказался настолько предусмотрительным, что в последние месяцы студенчества ухитрился заполучить в жёны одну из первых красавиц мединститута по имени Галина.
Получив родительское благословение и нехитрое приданое, после короткого отдыха мы с ней отправились в Большую Жизнь.
Свободное копирование
