Прошло пару дней. И тут случилась у нас в лагере небольшая беда, которая повлияла на моё здоровье. Мы пленные очень бедовали на счёт недостатка соли. Немцы нам её не давали. Всё это время баланда варилась без соли. Мало, что она пахла падалью, но была ещё и не солёная. Ешь, а тебя тошнит. Не есть нельзя, всё же хотелось жить. И вот однажды , это было несколько дней назад, мимо нашего лагеря вечером по дороге шла старушка. Мы крикнули ей:
- Бабушка, дорогая, у нас соли нет, хоть бы немножечко.
- Прекратить кричать! – отозвался охранник и пригрозил автоматом.
И вот сегодня, когда мы пришли после работы, та же старушка, проходя мимо, бросила через проволочное заграждение завязанную в тряпочку соль. Мы кинулись за тряпочкой и образовали целую кучу, стараясь ухватиться за тряпочку. Я был тоже в этой давке. Хотелось ухватить хоть маленькую крупиночку. Но немцы, увидев кучу пленных, налетели, как бешеные собаки, и начали нас избивать. Пинали, били прикладами, стреляли вверх. Соли мне конечно не досталось, но достались удары в спину, в голову, кто-то мне оцарапал лицо до крови. И всё же я отделался сравнительно ничего, а вот у некоторых других пленных кровь была на лице, на руках, некоторые, уходя, хромали, держась за других. А соль никому не досталась, её рассыпали и втоптали в землю.
Через пару дней Иван Шарапа сообщил, что парни из нашей дивизии, что они дружные, ни с кем не контактируют. В общем, парни, что надо.
- Ладно, Иван, скажи им, что мой командир желает с вами поговорить. Давай завтра вечером. Только приведи одного – старшего, понял!
На другой день я уже беседовал со старшим той группы, а Пётр и Иван закрывали нас, громко беседуя. Я узнал, что ребята «наши» и дал согласие взять их в нашу группу. Теперь нас стало семь человек. На следующую ночь мы тихо беседовали, лёжа рядом. Я объяснил, что побег будем делать на работе. Надо постараться быть ближе друг к другу.
И вот мы окончательно назначили день и приблизительно время побега. Не смотря ни на какую погоду бежим послезавтра в обед. Никаких колебаний ни у кого я не заметил, только видел их настойчивое желание бежать. Днём на работе заметил, что нас сопровождают пожилые немцы и не с автоматами, а с винтовками. Я этому сильно обрадовался. Наверное у немцев на фронте дела не клеятся, что они забрали у нас всех молодых. А эти ходили медленно, не торопились. Часто сходились вместе и даже, сопровождая нас, ходили парами. С ними нам стало намного легче работать. Они на нас не кричали и не угрожали оружием. Но не все были такие. На дороге, где брёвна укладывали на дорогу, был очень крикливый фельдфебель. Он ходил взад и вперёд только с пистолетом в руке. Как то мы с напарником несли бревно и, не доходя до дороги примерно пятьдесят метров, к нам незаметно из кустов вынырнул какой-то пленный высокий брюнет и пристроился между нами, как будто он помогает нам нести бревно. Я шёл сзади и видел, что он бревна не касался. Так мы вышли к дороге. Фельдфебель увидел нашу группу, подбежал, схватил длинного за шиворот, ударил пистолетом по голове и заорал:
- Bis du jude! (ты еврей). А тот качал головой.
Тогда немец толкнул его и тут же пристрелил. Нас заставил оттащить труп в канаву. Я так и не понял, за что немец убил пленного: или за то, что тот симулировал, или за то, что он еврей. На душе было неприятно. Вот так ни с того, ни сего – бах и отнял жизнь у человека. Я ещё больше стал осознавать, что мы для них ничто, они могут в любое время даже ни за что лишить нас жизни. Ещё и ещё и внушал себе: надо быть осторожным, быть хитрее их, если хочешь остаться живым. Тем более мне, как руководителю предстоящего побега, надо быть очень собранным и внушить это всем. Беда с одним, может завалить всё дело. Мы ставим на кон свою жизнь, если неудачный побег, то будем повешены на площади в лагере. Раз решили, то уже отступления быть не может. Хотелось бы иметь при себе оружие, но где его достать. Но ведь и без оружия тоже можно убежать. Последнюю ночь плохо спалось. Было беспокойство, но колебаний не было. Если я что задумал, то оно из головы быстро не уходит, всё точит и точит. Одно меня беспокоило, что если кто-то из товарищей выявится слабохарактерным, то может поломать весь наш план, всю нашу надежду на спасение.
Свободное копирование
