Я с двумя радистами находился при штабе полка. Кончался август месяц. Становилось порой даже днём прохладно, но холода почти не чувствовали, так как на одном месте не сидели.
Вскоре поступило донесение с левого берега реки, что немцы прорвали передовую и быстро движутся на север параллельно реке. Наше командование забеспокоилось, так как немцы могут в каком-нибудь месте переправиться через реку и обрушиться на нас с тыла. Об этом сообщили в штаб дивизии, которые быстро отреагировали.
Этой ночью я спал сидя у маленького костра в глубокой яме. Сколько мне пришлось уснуть – не знаю, как вдруг кто-то тянет меня за рукав. Это был посыльной от начальника штаба полка.
- Товарищ старший сержант, вас вызывает начальник штаба, поторопитесь.
Я встал, потянулся, умылся немного из баклажки и побежал в штаб.
- Козлов, пойдёшь в разведку с капитаном (забыл его фамилию). Возьми радистов с радиостанцией и быстро сюда!
- Есть.- Козырнул я и побежал к командиру взвода. Сообщил ему.
- Я знаю. Бери двух Иванов, а с остальными я останусь тут.
Я поднял радистов, они взяли с собой радиостанцию РБ и мы незамедлительно явились в штаб полка. Там нас уже ждал капитан с тремя красноармейцами. Начальник штаба что-то говорил капитану, но я ничего не понял.
Было ещё темно, когда мы вышли из штаба. Отведя нас в сторону, капитан сделал инструктаж по нашему заданию: Мы должны незаметно переправиться на западную сторону реки Ловати. Там уже немцы. Мы должны вести наблюдение за его передвижением и всё передавать в штаб. Мы не должны обнаружить себя, поэтому от нас требуется большая осторожность.
В темноте мы переправились через реку и, выбирая лесистую местность, начали медленно пробираться на запад от реки Ловати. Тут было тихо, стрельба была севернее нас. Вскоре стало светать, но мы уже подходили к концу лесного массива. При выходе из леса увидели шоссе, которое проходило с юга на север. По карте мы определили, что шоссе идёт от г.Холм до города Старая Руса. Раздвинув густые кусты у самой дороги, влезли в середину. От нас до шоссе метров шесть- восемь. Капитан сказал:
- Развёртывай рацию и связывайся.
Шарапа быстро развернул радиостанцию и начал вызывать штаб. Все остальные красноармейцы заняли круговую оборону. На шоссе было тихо, никто никуда не проезжал. Шарапа сообщил, что связался. Капитан велел передать:
- Находимся квадрат такой-то, оседлали шоссе.
Когда радиограмму передали, рацию выключили. Я сказал капитану о том, что нужно опасаться вражеских радиопеленгаторов. Он ответил:
- А ты передай, чтобы они там в штабе выключали передатчик и слушали нас.
- Хорошо.
Так и сделали. Слух мой сравнительно стал нормальным, у Шарапы рану затянуло, но ещё побаливала. По шоссе уже проехало три грузовые машины, потом мотоциклист, все двигались на север. Потом проехал целый обоз машин с солдатами и легковые с офицерами. Капитан написал на бумажке текст и велел передать. Я быстро закодировал, Иван передал. Сидим тихо, наблюдаем. Когда немцы проезжали мимо нас, хотелось бросить гранату, но был строгий приказ: сидеть, смотреть, слушать и передавать. Движение вражеских войск продолжалось. Мы уже передали вторую радиограмму, потом третью. В обед подкрепились сухими продуктами, потом опять продолжили наблюдение. Капитан сказал мне:
- Я немного вздремну, а ты будь очень внимателен, фиксируй всё, в случае чего, буди.
- Слушаюсь,- ответил я.
Капитан лёг. Немного погодя я сказал ребятам, что если кто захочет по нужде, докладывать мне, самим никуда с места не трогаться. Время было уже далеко после обеда. Вдруг увидели: из села, которое виднелось севернее от нас, выехали на лошадях в нашем направлении немцы. Сколько их было точно, не знаю, но не меньше взвода. Мы передали ещё радиограмму и сидим наблюдаем. Вдруг прогремел выстрел от нас из куста. Капитан вскочил на коленки:
- Кто стрелял?!
Один красноармеец показал пальцем на другого – «Он».
Немцы на лошадях повернули назад в село. Капитан закричал:
- Вот пи…к, ты нас раскрыл, сукин сын!
Он ещё хотел что-то крикнуть, но увидев приближающуюся машину легковушку, он замолчал. Она двигалась со стороны Холма. Когда она уже вот, вот должна быть против нас, капитан сказал мне:
- Гранату под передок! Быстро!
Я пролез к дороге и бросил гранату под передние колёса, под мотор. Капитан выстрелил в шофёра, в машине на заднем сидении оставался немецкий офицер. Машину резко повело влево. Она сошла с дороги и накренилась. Офицер выскочил из неё, но капитан бросился на него и повалил. Затем отобрал оружие. Я захватил оружие шофера и документы. Быстро связали немцу руки шофёрским ремнем, забили в рот кляп и погнали немца в лес. Ребята со свернутой радиостанцией уже поджидали нас. Капитан нёс портфель немца и шёл впереди. За ним остальные, я сзади. Но перед тем, как войти в лес, мы миновали кусты, и я увидел, что со стороны того населённого пункта, куда возвратились немцы, едут грузовые машины с солдатами. Я предупредил капитана. Нам необходимо было торопиться.
- Шире шаг! – крикнул капитан. Начался обстрел леса. Мы уже отошли на километр от места наблюдения. Немцы стреляли наугад, очевидно с дороги. Стреляли минами. Они рвались над деревьями, поливая землю осколками. Мы свернули в сторону от рвущихся мин и остановились. Капитан сказал мне:
- Смотри за немцем.
А сам подошёл к тому пожилому солдату, который сделал злополучный выстрел, выхватил из его рук винтовку и закричал, отходя от него в сторону:
- Из-за тебя, гадина, мы не выполнили задание. Снимай шинель, быстро.
Солдат заплакал, снял шинель и сказал:
- Немцы мою дочь опозорили…Ох, господи.
Я быстро подошёл к капитану, приказав Вориченко глазами следить за немцем, и тихо попросил:
- Прости его, капитан, - и вернулся назад к немцу.
В этот момент над нами разорвалась мина, капитан упал, я медленно опустился на землю, схватив рукой правое колено. Все стояли неподвижно, не зная, что произошло с нами. Немного погодя я встал, почувствовал, что в правой штанине мокро, ноге было больно, но я терпел. Подошёл к капитану, он был в крови. Кровь вытекала из штанов. Я крикнул:
- Вориченко к немцу, Шарапа ко мне, остальным следить по сторонам.
Мы с Иваном расстегнули штаны и увидели, что член вместе с яй…ми оторваны, кровь прямо клокотала, выливаясь. Мы кое-как перевязали двумя индивидуальными пакетами, положили его на шинель того солдата, в рукава просунули две винтовки. Обстрел усилился, наверное, немцы приближаются. Нужно было немедленно отходить. Я приказал троим красноармейцам нести капитана. Прошли немного, мне стало тяжелей передвигаться. Я всем велел обождать. Снял штанину с правой ноги и увидел, что осколок срезал кусочек мяса у коленки и улетел, прорвав штанину в двух местах. Я перевязал место ранения, надел с трудом штанину и сапог, и мы опять пошли. Немецкий офицер вёл себя тихо, да и не мог он кричать. Мы прошли ещё около километра, я велел остановиться. Положили капитана на землю. Дорогой он стонал, но сейчас замолк. Я опустился к нему, он был очень бледный. Пощупал пульс – не обнаружил биения. Взял руку, она была холодная. Стал слушать биение сердца – не слышно.
- Кажется, капитан умер.
Шарапа тоже пощупал руку, проверил пульс.
- Кажется, да.- Буркнул он.
Я расстегнул штаны капитана, приложил руку к его телу. И тут основательно понял: капитан не живой.
- Да, он умер. Надо похоронить. Но у нас не было лопатки. Я приказал штыками и руками выкопать небольшую яму. Здесь место низменное, много моха, и мы вскоре справились с похоронами. Я забрал сумку, документы, оружие капитана. Немного постояли над могилой, сняв каски, потом пошли. Обстрел леса продолжался. Я шёл впереди не по прямой, петляя. Ушли далеко параллельно реке. К вечеру вышли к берегу реки. Расположились в кустах и сидели до темноты. Нога напухала и сильно ныла. Сначала ребята переправили немца, не утонул гад. Потом помогли переправиться мне. Я обрадовался, что мы уже на своей территории, тут недалеко наша часть. На передовой шла перестрелка, но не такая интенсивная. Вскоре мы прибыли в свою часть. Я доложил в штабе о нашем приключении начальнику штаба, сдал немца и его портфель и всё, что принадлежало капитану. Начальник штаба велел мне идти в сан часть. Там мне ногу перевязали и хотели эвакуировать, но я отказался, только попросил день-два тут полежать.
- Нечего и думать. У нас нет мест. Не хочешь эвакуироваться, иди в своё подразделение!- строго выдал врач.
Я ушёл и там около своих ребят в траншее лёг. Через пару дней уже ходил с палкой, прихрамывая. Через три-четыре дня стало легче. Тут меня вызвали в штаб и велели составить список тех, кто был в разведке и указать, кто как действовал в тылу у немцев.
-А для чего это?- спросил я.
-- Вы представляетесь к награде за ценные сведения, полученные из захваченных у немца документов.
На этом плацдарме мы держались сравнительно дольше, чем в других местах. Фашисты не могли нашу передовую разорвать. Местность была низменная, болотистая, да вдобавок лесистая, поэтому немцы не могли применить танки. Они применили авиацию. Однажды их самолёты стали на передовую скидывать маленькие бомбы, но их было много. Я видел, как падали бомбы и, как выбросило высоко вверх из окопа нашего красноармейца. Но немцы и этим ничего не смогли сделать против упорства наших войск. У нас уже было мало боеприпасов. Но напор немецких войск после бомбардировки ослаб, а к вечеру совсем прекратился.
На другой день на нашей передовой наступило затишье. И целый день наступления не было. И эта зловещая тишина нас больше беспокоила, чем шум боя.
- Тут что-то не то, - думал я. - От немцев нужно ожидать какую-то подлость.
Наш штаб выслал разведку на север вдоль реки и на восток. Когда первая разведка вернулась, она сообщила, что немцы переправились через Ловать севернее нас в километрах двадцати. Теперь нам дорога на север закрыта.
-Что же предпримет наше начальство?
Днём «рама» всё время кружила над нами. Поступил приказ: не обнаруживать себя. Ночью сняли войска с передовой и тихо покинули насиженное место. Стали двигаться на северо-восток по разным просёлочным дорогам. Шли только ночью.
Свободное копирование
