Через неделю после этого внимание мое возбудило новое странное происшествие. Дело было в среду, когда трактир всегда переполнен приезжими из деревень вследствие базарного дня. Желая избежать шума и тесноты, мой приятель, с которым я обыкновенно обедаю, заказал заранее отдельную комнату для того, чтобы там спокойно пообедать, а так как он пришел до меня, то ожидал меня в передней и позвал с собой наверх. Но для большей скорости мы решили закусить в общем зале. Итак, следую я за обоим приятелем недовольный, потому что терпеть не могу пьяных мужиков. Мы прошли не без труда через целую толпу народа и дошли до закусочного стола, возле которого, впрочем, находился лишь один весьма миролюбивый на вид человек.
Закусив, -- при чём мы с приятелем не обменялись ни единым словом, -- пошли мы наверх в оставленную для нас комнату; приятель шел впереди, я за ним. В дверях приятель оглядывается и очень удивляется, видя меня.
-- Ты как же пришел? Откуда?
-- От закусочного стола, понятно.
-- Я там тебя не видал и думал, что ты пришел прямо сюда.
-- Меня не видал? Ведь мы же вместе из одного блюда брали закуски... Разве я способен делаться невидимым?
-- Странно это как-никак!
Когда я теперь роюсь в своей памяти, то припоминаю некоторые факты, которые сначала не имели значения в глазах скептика, душу коего высушили занятия позитивными науками, Так, например, припоминаю я утро дня моей первой свадьбы. Дело было зимой, в воскресенье; день казался особенно тихим и торжественным для меня, собравшегося покинуть бурную холостую жизнь и отдаться домашнему очагу, рука об руку с любимой мною женщиной. Мне хотелось в последний раз холостым позавтракать одному, и поэтому я отправился в малоизвестный переулок в какой-то маленький, помешавшийся в подвальном этаже ресторан. Он вследствие плохого дневного света освещался и днем газом. После Того, как я заказал себе легкий завтрак и кофе, я замечаю, что на меня пристально смотрит компания мужчин, видимо пьяных и сидевших за бутылками, должно быть, с вечера накануне, судя по их бледным, изможденным лицам. Среди этой компании узнаю я двух своих прежних товарищей, настолько опустившихся, что у них не было ни занятий, ни дома, ни семьи; они стали давно признанными негодяями, которые, кто знает, может быть недалеки и от преступления.
Мне не хотелось возобновлять с ними знакомства, не из гордости, а из чувства страха погрузиться снова в тину, вернуться даже против воли в свое прошлое -- а я переживал во время оно такое же приблизительно состояние. Вдруг один из них встал, и я вижу, что он направляется к моему столу. Я в полном отчаянии и, твердо решив, если нужно, отречься от того, что это я, их товарищ, в упор смотрю на приближающегося ко мне человека; вдруг он за несколько шагов, не доходя до моего стола; останавливается с тупоумным выражением лица, которого я никогда не забуду, просит извинения и удаляется на свое место. Он, идя ко мне, уверен был, что это я, а всё же меня не узнал.
Я издали слышу их разговор обо мне.
-- Это он без сомнения!
-- Нет! чёрт меня побери! Это он!
Я ретируюсь, полный стыда за себя и сострадания к несчастным пропойцам, но в душе я доволен, что избавился от неприятной компании.
Оставляя в стороне моральное значение этого приключения, удивительно то, что мое лицо могло настолько вдруг измениться, что его не узнали старые знакомые, с которыми не раз встречался я на улице.
Свободное копирование
