ЗОЛОТОЙ БУКВАРЬ
За забором, на пустыре, окруженном военными сараями-складами пышно зеленели лопухи. Здесь было всегда тихо и таинственно. Только пчелы жужжали да стрекотали кузнечики.
Роман вырыл под забором лазейку и теперь почти каждый день бывал на пустыре. Сначала ходил один, потом сказал ребятам.
Лежа в лопухе, ребята рассказывали сказки, ловили пчел или придумывали, как бы насолить Прасковье Петровне, которая теперь мучила ребят грамотой.
Однажды Роман дольше других задержался на пустыре. Был вторник. Все ушли домой обедать и переодеваться. Вечером надо было идти к десятнице. Оставшись один, Роман лег на траву и задумался.
Знойная тишина была наполнена неуловимыми шорохами. Не то трава шелестела, не то шуршали ползавшие букашки. Солнце палило, и даже небо слепило глаза. Над головой, заслоняя свет, тихо качались изумрудно-зеленые, с темными жилками лопухи.
Жара сковала тело. Ленивые и несуразные мысли бродили в голове. Почему-то представился дед, который где-то в городе толкает, напрягаясь, тяжелую тележку с ящиками щелока и отыскивает какую-нибудь Гагаринскую или Абросимову улицу. Подумал о матери и сразу представил себе, как она стоит, согнувшись над лоханкой, в прачечной, и удушливый, вызывающий кашель густой пар поднимается от воды.
"Плохо им, -- подумал Роман. -- В такую жару шевельнуться трудно, а тут на-ка работай".
Вдруг рядом зашумела трава.
Роман вздрогнул и приподнялся.
Около него стоял Иська.
-- Что тебе? -- спросил Роман, сердясь, что прервали его приятное одиночество.
Иська испуганно моргнул и отступил на шаг.
-- Я хотел спросить... -- Иська переступил с роги на ногу.
-- Ну, говори.
Куда вы ходите?
-- Вона что, -- Роман улыбнулся. -- Мы учиться ходим к десятнице.
-- А мне нельзя?
-- Тебе? -- удивленно спросил Роман. -- Вот уж не знаю. Да, наверное, можно, только спросить надо.
-- А ты спроси.
-- Не знаю я. -- Роман колебался. -- Опасно с тобой, опять что-нибудь выйдет.
-- Да что ж выйдет? Ты только спроси. А я тебе пуговиц с накладными орлами дам.
-- А сколько?
-- Пять штук дам.
-- Ладно, спрошу, -- сказал Роман. -- У десятницы сегодня спрошу. А ты на улице жди. Если можно будет, я выйду за тобой.
***
В шесть часов ребята собрались на площадке и шумной гурьбой пошли к десятнице.
Шли ребята не торопясь, останавливаясь на мостах, плевали на проходящие буксиры и пассажирские пароходики. Украдкой оглядываясь, Роман видел Иську, который тихо шел сзади.
Прасковья Петровна жила на Крюковом канале, в большом сером доме с высокими узкими окнами.
Дойдя до дома, ребята поднялись по широкой парадной лестнице во второй этаж и позвонили.
Дверь открыла прислуга, старая ворчливая женщина. Ребят она не любила. После их ухода всегда приходилось снова убирать комнаты.
Пройдя в прихожую, ребята разделись и один за другим вошли в гостиную. Там уже суетилась Прасковья Петровна. Рассаживала девчонок имальчишек на мягкие стулья, покрытые белыми чехлами.
Ребята сели и замерли, как приговоренные к казни, робко поглядывая на массивные шкафы и развешанные по стенам большие портреты каких-то мрачных седоусых генералов.
-- Богато живет... Здорово богато, -- прошептал Женька на ухо Роману. -- Ишь комодов-то сколько!
Прасковья Петровна достала из шкафа пачку книг и тетрадей и положила все на стол.
-- Ну вот, дети, -- заговорила она. -- До сих пор мы занимались без книг. Это было неудобно. Теперь совет десятниц купил на свои деньги буквари и тетради. Сегодня я раздам их вам, и мы будем учиться по книге.
Десятница развернула пакет и стала оделять каждого тетрадями и букварями, на обложках которых были нарисованы позолоченные подсолнухи и славянскими буквами напечатано:
ЗОЛОТОЙ БУКВАРЬ
После раздачи начали заниматься.
-- А-а, -- тянула Прасковья Петровна, тыча пальцем в знак, похожий на воротца. -- Это "а". А это "бе".
-- "А", "бе"... -- уныло повторяли ребята и незаметно развлекались, кто чем мог. Одни смотрели на улицу, где вереницей ползли телеги и бежали прохожие, другие разглядывали картинки. Прилежно занимались одни девочки.
-- "А" да "бе" сидели на трубе, -- бормотал тихо Васька. -- "А" упало, "бе" пропало.
В комнате стоял тихий гул. Говорить громко не решались. Пугали тяжелые шкафы, ковры строгий краснолицый генерал на картине.
-- "Ер", "еры", -- монотонно говорила десятница.
-- Упали с горы, -- гудел, передразнивая, Васька.
-- "Ерь", "ять".
-- Надо поднять.
-- "Фита", "ижица".
Тут Васька буркнул что-то неприличное. Ребята фыркнули.
-- Что такое? -- нахмурилась десятница.
-- Мы ничего, -- сказал Васька, краснея. -- "Ижица" больно буква смешная.
Наконец Прасковья Петровна закрыла букварь.
-- На сегодня довольно, -- сказала она. -- К следующему вторнику все выучите азбуку. А теперь давайте отдохнем. Кто из вас петь умеет?.
-- Все умеем, -- крикнул Серега.
-- А какие песни знаете?
-- "Чеснока" знаем, -- сказал Женька. -- Про атамана, которого васинские парни запятнали.
-- Это хулиганская песня, -- сказала десятница. -- Лучше я вас другой научу. Хотите?
Она ударила по клавишам рояля и заиграла медленный тягучий мотив, а сама запела тихонько:
Был у Христа-младенца сад,
И много роз взрастил он в нем...
Ребята подпевали ей.
Когда урок кончился, Роман, собравшись с духом, подошел к десятнице.
-- У нас есть мальчик один. Он тоже очень хочет ходить к вам. Можно ему?
-- Конечно, можно, ты его приводи в следующий раз, -- сказала десятница. -- Мог бы и сегодня привести.
-- А я боялся, -- сказал, смеясь, Роман. -- Он и сейчас на лестнице стоит.
--Где? Кто?
-- Да Иська, мальчик тот.
--Кто?
-- Иська, это зовут его так. Исаак.
-- Исаак? -- нахмурилась Прасковья Петровна. -- Он еврей?
-- Да.
Десятница отвернулась.
-- Нельзя, -- сказала она жестко. -- Дети, запомните: у нас общество христианских детей. На беседы и в храм могут ходить только русские дети.
Роману стало обидно за Иську.
-- А почему евреям нельзя? -- упрямо сказал он.
-- Это долго объяснять, -- сказала десятница.
Ребята вышли на улицу. Роману было нехорошо и как-то стыдно перед Иськой. Нарочно он отстал от ребят и пошел один. На углу к нему навстречу кинулся улыбающийся Иська.
-- Наконец-то! А я думал, что прозевал вас.Ну, как? -- спросил он несмело.
Роман стоял, обливаясь потом. Иська догадался. Лицо его сморщилось. Махнув рукой, он тихо сказал:
-- Я так и знал. Нельзя.
Он повернулся и, опустив голову, пошел по набережной. Роман брел один и чуть не плакал. Вдруг кто-то тронул его за руку. Роман оглянулся. Рядом шла Ленка дворникова.
-- Ты почему один?
-- А ты почему одна?
-- Тебя дожидала.
-- Зачем?
-- Так... мне тоже Рыжего жалко.
Роман вдруг рассердился.
-- Ну и жалей! -- крикнул он. -- А чего ко мне-то пристаешь? -- И побежал догонять ребят.