Месяц прошёл довольно быстро, и 22 ноября я вместе с Лебедевым и ещё несколькими товарищами был вызван на этап. Этапную камеру мы миновали благополучно, но со мной приключилась неожиданная неприятность. Как я уже упоминал раньше, я был обут в финские лыжные сапоги, которые жена прислала мне в посылке ещё в 1946 году в Вятский лагерь. Они и тогда были не новые, а за пару лет окончательно сносились и в бытность мою в Лефортовской тюрьме развалились. По ходатайству следователя Новосёлова, мне их починили в тюремной сапожной мастерской, и я их получил назад с новыми резиновыми подошвами. Плохо оказалось то, что подошвы эти были прикреплены к папке, а кожаные стельки, которые были в то время в Советском Союзе дефицитными, из сапог вынули. Папка долго продержаться не могла, и подошвы отвалились. Носков у меня давно не было, и я оказался перед перспективой ехать босиком к Полярному кругу — положение малоутешительное. Лебедев достал где-то пару тесёмок, и ими я привязал подмётки к сапогам. «Нельзя сказать, что было прочно и красиво, но, Бог даст, как-нибудь доеду», думал я.
До Инты ехали двое суток без особых приключений. Кругом были видны только лагеря с вышками; некоторые железнодорожные станции находились целиком в зонах ограждения с вышками по сторонам. Это станет понятно, если вспомнить, что весь этот район, включая и саму железную дорогу, построен и создан лагерями — Котласские лагеря, Ухтинские нефтяные лагеря, Печерские, Северо-железнодорожные, Княж-Погостские, Ковжинские и Интинские с отделениями в Абезе. Дальше в 300 километрах Воркута и 501‑я стройка, пробившая 150‑километровый пролом в Уральских горах для железной дороги на Индигирку. Страшный край. Миллионы людей сложили здесь свои головы.
Свободное копирование
