Вторник, 7 февраля
Будучи приглашен к министру ранее обыкновенного, нахожу его озабоченным. Посещение Победоносцева произвело на него тягостное впечатление. Когда-то тот сравнивал Ашинова с Христофором Колумбом, а теперь думает только о том, как бы доказать свою непричастность к безумной авантюре этого казака, и сваливает главную ответственность на генерала Рихтера.
Я говорю министру, что Ону рассказывал мне, утверждая, что знает из достоверного источника: этой осенью в Севастополе Ашинов был представлен государю, причем ему покровительствовал адмирал Шестаков; более чем вероятно, что этому способствовал генерал Рихтер, который все более и более старается играть главную роль при путешествиях Его Высочества. Министр рассказывает, что Победоносцев много говорил ему о Палестинском обществе и, по-видимому, ведется тоже целый ряд интриг под эгидой бедного великого князя Сергея, который много старается, но так мало понимает в делах. Его Высочество не удовлетворен назначением Максимова в Иерусалим и желает, кажется, посадить туда кого-нибудь из своих приближенных. Я спрашиваю министра, действительно ли ему необходимо нянчиться с этим злополучным Обществом, которому, мне кажется, было бы лучше предоставить возможно более независимости; у нашего Зиновьева страсть к власти, он стремится сосредоточить ее как можно больше в своих руках и вмешиваться во все. Не было ли бы в тысячу раз лучше держать консульство насколько возможно в стороне от интриг и происков Палестинского общества. Последнее, вероятно, скоро запуталось бы и наткнулось бы на непреодолимые препятствия; тогда оно первое обратилось бы к нам за помощью и покровительством, и генеральный консул в Иерусалиме мог бы действовать на законной почве.
Никакая попытка непосредственного соглашения здесь с довольно глупым великим князем и с его смешным интриганом полковником Степановым никогда ни к чему не приведет.
Министр того же мнения и разделяет мою мысль о том, что слишком деятельная и тяжелая опека, к которой стремится Зиновьев, портит и осложняет отношения между министерством и Палестинским обществом, действующим под председательством великого князя.
Государь возвращает часть посланных ему вчера бумаг. Его Величество оставил у себя пересланную князем Лобановым фотографию бедной г-жи Вечеры. На депеше Коцебу от 2/14 февраля за N 10, излагающей вкратце программу внутренней и внешней политики генерала Буланже, которая была сообщена нашему поверенному в делах одним очень влиятельным бывшим бонапартистом, государь пишет: "Программа Буланже недурна, но может ли он ее исполнить". На другом донесении от того же числа за N 11, дающем отчет о больших затруднениях французского правительства, связанных с Ашиновым, который только что заявил властям Абока, что намеревается оставить за собой Сагалло, для того чтобы иметь сообщение с морем, и что российский император ему это разрешил, Его Величество делает следующую помету: "Непременно надо скорее убрать этого скота Ашинова оттуда, и мне кажется, что и духовная миссия Паисия так плохо составлена и из таких личностей, что нежелательно его слишком поддерживать; он только компрометирует нас, и стыдно будет нам за его деятельность".
Министр собирает свои бумаги для доклада и пишет несколько слов румынскому поверенному в делах, с которым собирается строго поговорить об имевших, по-видимому, место высылках русских подданных и болгарских беженцев.
В 12 1/2 часов у меня завтрак для Николая и Александрины Броков, Марии Шварц и Оболенского.
Мой beau frere рассказывал мне потом, что, когда он третьего дня уезжал из дворца после бала в концертном зале, перед ним шел генерал Черевин, которого вел под руку Бенкендорф; он был так пьян, что спотыкался и через каждые две-три ступеньки рисковал упасть. Считаю, что генерал-адъютанту, начальнику охраны, любимцу Их Величеств, стыдно показываться в таком виде при разъезде с придворного бала, на котором присутствуют около 800 приглашенных и среди них дипломаты, приезжие из провинций и другие. При этом говорят, что Черевин самый умный из близко стоящих к Их Величествам лиц. Хорошенькая среда!
По окончании завтрака я едва успеваю проводить своих дорогих гостей, как министр возвращается с доклада. Государь очень раздражен против Ашинова и почти жалеет, что последнего там хорошенько не побили; капитан Пташинский с "Нижнего Новгорода", встретивший эту банду в Порт-Саиде, доносит в морское министерство: "Ашинов играет в рулетку и сорит золотом, большинство его товарищей шатаются оборванные, пьяные по улицам и кабакам". Его Величество повелел напечатать это донесение в "Кронштадтском вестнике", дабы истина о всей этой злосчастной авантюре стала известна до того, как морской офицер, которому поручено отправиться на место, чтобы объявить Ашинову приказ подчиниться законным требованиям французского правительства, доедет до Сагалло и положит конец всей этой истории.
Вечером занимаюсь у себя проектами писем для почты с отправляющимся в четверг курьером, но чувствую себя очень утомленным и не могу долго работать. В великобританском посольстве бал; Оболенский пьет у меня чай и уезжает около 10 часов. Мой министр с супругой тоже туда отравляются; г-жа Гире забыла надеть свои знаки ордена Св. Екатерины, за которыми, как я слышу, спешно приехали.